МИЛАН – Глобальные экономические шоки последних лет повысили уязвимость Европы. Хотя от климатических и пандемических сбоев пострадал почти каждый, у Евросоюза на пороге развернулась Украинская война, а острая зависимость ЕС от импортных энергоресурсов означала, что растущие цены (и необходимость отказа от российского ископаемого топлива) ударили по нему особенно сильно. Возникли трудности, как с ростом экономики, так и с экономической безопасностью.
Да, некоторые из этих шоков были краткосрочными. Нарушения, связанные с пандемией, в основном самоустранились, и даже инфляция, которая резко повысилась после пандемии, сейчас, похоже, поставлена под контроль, благодаря усилиям центробанков ЕС, а особенно Европейского центрального банка (ЕЦБ). В течение ближайших 12 месяцев эта проблема будет, вероятно, полностью решена.
Однако ЕС столкнулся с рядом сложнейших экономических проблем, которые не исчезнут сами по себе. Во-первых, возросшие риски безопасности в соседних регионах, в сочетании с усилением сомнений в длительности американских обязательств защищать Европу, вынуждают ЕС укреплять собственный потенциал. Это означает не только усиление координации между странами, но и значительное увеличение общих расходов на оборону: сейчас совокупные расходы ЕС на оборону равны 1,3% ВВП, что значительно ниже целевого уровня НАТО – 2% ВВП.
Кроме того, темпы роста производительности, замедлившиеся почти во всём мире, особенно низки в Европе, при этом каждый год увеличивается отставание ЕС от США. При среднем уровне безработицы около 6,5% у ЕС есть небольшое пространство для увеличения совокупного спроса с целью простимулировать рост экономики, но устойчивый долгосрочный рост будет практически невозможен, если Европа не сократит отставание в уровне производительности.
Сделать это будет нелегко. Долгосрочный рост производительности в развитой экономике во многом зависит от структурных изменений, которыми движут технические инновации. И здесь кроется главная проблема Европы: на целом ряде направлений – от искусственного интеллекта до полупроводников и квантовых вычислений – США, и даже Китай, оставляют Европу далеко позади.
Основные причины дефицита инноваций в ЕС хорошо известны. Фундаментальные и прикладные научные исследования и разработки хронически недофинансируются. Эффективность финансирования фундаментальных исследований снижается из-за децентрализованных подходов, когда раскоординированные и плохо нацеленные национальные программы оказываются важнее финансирования и управления на уровне ЕС. Кроме того, интеграция общего рынка до сих пор не завершена, особенно в сфере услуг. Это особенно важно в цифровом секторе, где доходность вложений в инновации зависит от размеров рынка.
At a time of escalating global turmoil, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided.
Subscribe to Digital or Digital Plus now to secure your discount.
Subscribe Now
ЕС сталкивается и с другими барьерами на пути превращения в центр инноваций. Один из них – отсутствие необходимой инфраструктуры, особенно крупных вычислительных мощностей, необходимых для обучения моделей искусственного интеллекта. (Сейчас ЕС полагается в основном на мощности техногигантов США). Другой барьер – отсутствие доступного венчурного капитала и частных паевых инвестиций, поддерживающих инновации (то есть дефицит опытных инвесторов, мотивированных помогать молодым предпринимателям создавать инновационные предприятия), хотя в некоторых странах созданы многообещающие предпринимательские экосистемы.
Впрочем, эти барьеры можно преодолеть. И в этом случае ЕС сможет воспользоваться своими важными преимуществами, начиная с обилия талантливых кадров, поставляемых первоклассными университетами. Кроме того, хорошо развитые системы социальных услуг и соцзащиты в Европе обеспечивают уровень экономической безопасности, который может подталкивать предпринимателей брать на себя риски.
Впрочем, если ЕС не сумеет воспользоваться технологическими силами структурных перемен, тогда часть его экономики останется под властью традиционных промышленных отраслей, которые, как известно, медленно внедряют инновации, повышающие производительность. В глобальной экономике, в которой стоимость всё чаще создается из нематериальных источников, ЕС продолжит полагаться на материальные активы для создания стоимости. А обильные резервы человеческого капитала Европы истощатся, потому что наиболее талантливые начнут мигрировать туда, где открывается больше возможностей.
Европа должна решить: она может оставаться на нынешнем курсе, который неизбежно ведёт в застой, или же она может начертить для себя совершенно новый путь. Второй подход рискованней, но при этом у него больше позитивного потенциала. В органах власти, в бизнесе, политике и науке достаточно людей, которые понимают эти проблемы Европы, и они вполне способны разработать, обсудить, модифицировать и реализовать креативный и дальновидный план действий.
К сожалению, составление такого плана, похоже, не является важным приоритетом ни в странах Европы, ни на уровне ЕС. О нём не говорят во время дебатов, сопровождающих национальные выборы. Наверное, не хватает чёткого представления о возможных последствиях сохранения статус-кво, а главное – убедительного видения, вдохновляющего и направляющего политику и инвестиции.
Когда путь вперёд затруднителен, чёткое представление о пункте назначения критически важно, чтобы поддерживать у людей мотивацию. Технократы этого часто не понимают, однако Европа знает об этом благодаря собственному опыту попыток перехода к устойчивым моделям роста экономики, с их ясным представлением о целях. Так же и в успешных развивающихся странах руководство обычно предлагает ясную картину желанного будущего, чтобы поощрять и делать возможным принятие необходимых для его достижения трудных решений.
Нет причин полагать, что ЕС не способен сформировать новое видение своего будущего и начертить дорожную карту цифровой и структурной трансформации, которая ему так нужна. Однако сначала европейцам нужно ответить на простой, но важнейший вопрос: как должен выглядеть Евросоюз через десять лет – с точки зрения инноваций, экономики, безопасности и устойчивости?
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
With German voters clearly demanding comprehensive change, the far right has been capitalizing on the public's discontent and benefiting from broader global political trends. If the country's democratic parties cannot deliver, they may soon find that they are no longer the mainstream.
explains why the outcome may decide whether the political “firewall” against the far right can hold.
The Russian and (now) American vision of "peace" in Ukraine would be no peace at all. The immediate task for Europe is not only to navigate Donald’s Trump unilateral pursuit of a settlement, but also to ensure that any deal does not increase the likelihood of an even wider war.
sees a Korea-style armistice with security guarantees as the only viable option in Ukraine.
Rather than engage in lengthy discussions to pry concessions from Russia, US President Donald Trump seems committed to giving the Kremlin whatever it wants to end the Ukraine war. But rewarding the aggressor and punishing the victim would amount to setting the stage for the next war.
warns that by punishing the victim, the US is setting up Europe for another war.
Within his first month back in the White House, Donald Trump has upended US foreign policy and launched an all-out assault on the country’s constitutional order. With US institutions bowing or buckling as the administration takes executive power to unprecedented extremes, the establishment of an authoritarian regime cannot be ruled out.
The rapid advance of AI might create the illusion that we have created a form of algorithmic intelligence capable of understanding us as deeply as we understand one another. But these systems will always lack the essential qualities of human intelligence.
explains why even cutting-edge innovations are not immune to the world’s inherent unpredictability.
МИЛАН – Глобальные экономические шоки последних лет повысили уязвимость Европы. Хотя от климатических и пандемических сбоев пострадал почти каждый, у Евросоюза на пороге развернулась Украинская война, а острая зависимость ЕС от импортных энергоресурсов означала, что растущие цены (и необходимость отказа от российского ископаемого топлива) ударили по нему особенно сильно. Возникли трудности, как с ростом экономики, так и с экономической безопасностью.
Да, некоторые из этих шоков были краткосрочными. Нарушения, связанные с пандемией, в основном самоустранились, и даже инфляция, которая резко повысилась после пандемии, сейчас, похоже, поставлена под контроль, благодаря усилиям центробанков ЕС, а особенно Европейского центрального банка (ЕЦБ). В течение ближайших 12 месяцев эта проблема будет, вероятно, полностью решена.
Однако ЕС столкнулся с рядом сложнейших экономических проблем, которые не исчезнут сами по себе. Во-первых, возросшие риски безопасности в соседних регионах, в сочетании с усилением сомнений в длительности американских обязательств защищать Европу, вынуждают ЕС укреплять собственный потенциал. Это означает не только усиление координации между странами, но и значительное увеличение общих расходов на оборону: сейчас совокупные расходы ЕС на оборону равны 1,3% ВВП, что значительно ниже целевого уровня НАТО – 2% ВВП.
Кроме того, темпы роста производительности, замедлившиеся почти во всём мире, особенно низки в Европе, при этом каждый год увеличивается отставание ЕС от США. При среднем уровне безработицы около 6,5% у ЕС есть небольшое пространство для увеличения совокупного спроса с целью простимулировать рост экономики, но устойчивый долгосрочный рост будет практически невозможен, если Европа не сократит отставание в уровне производительности.
Сделать это будет нелегко. Долгосрочный рост производительности в развитой экономике во многом зависит от структурных изменений, которыми движут технические инновации. И здесь кроется главная проблема Европы: на целом ряде направлений – от искусственного интеллекта до полупроводников и квантовых вычислений – США, и даже Китай, оставляют Европу далеко позади.
Основные причины дефицита инноваций в ЕС хорошо известны. Фундаментальные и прикладные научные исследования и разработки хронически недофинансируются. Эффективность финансирования фундаментальных исследований снижается из-за децентрализованных подходов, когда раскоординированные и плохо нацеленные национальные программы оказываются важнее финансирования и управления на уровне ЕС. Кроме того, интеграция общего рынка до сих пор не завершена, особенно в сфере услуг. Это особенно важно в цифровом секторе, где доходность вложений в инновации зависит от размеров рынка.
Winter Sale: Save 40% on a new PS subscription
At a time of escalating global turmoil, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided.
Subscribe to Digital or Digital Plus now to secure your discount.
Subscribe Now
ЕС сталкивается и с другими барьерами на пути превращения в центр инноваций. Один из них – отсутствие необходимой инфраструктуры, особенно крупных вычислительных мощностей, необходимых для обучения моделей искусственного интеллекта. (Сейчас ЕС полагается в основном на мощности техногигантов США). Другой барьер – отсутствие доступного венчурного капитала и частных паевых инвестиций, поддерживающих инновации (то есть дефицит опытных инвесторов, мотивированных помогать молодым предпринимателям создавать инновационные предприятия), хотя в некоторых странах созданы многообещающие предпринимательские экосистемы.
Впрочем, эти барьеры можно преодолеть. И в этом случае ЕС сможет воспользоваться своими важными преимуществами, начиная с обилия талантливых кадров, поставляемых первоклассными университетами. Кроме того, хорошо развитые системы социальных услуг и соцзащиты в Европе обеспечивают уровень экономической безопасности, который может подталкивать предпринимателей брать на себя риски.
Впрочем, если ЕС не сумеет воспользоваться технологическими силами структурных перемен, тогда часть его экономики останется под властью традиционных промышленных отраслей, которые, как известно, медленно внедряют инновации, повышающие производительность. В глобальной экономике, в которой стоимость всё чаще создается из нематериальных источников, ЕС продолжит полагаться на материальные активы для создания стоимости. А обильные резервы человеческого капитала Европы истощатся, потому что наиболее талантливые начнут мигрировать туда, где открывается больше возможностей.
Европа должна решить: она может оставаться на нынешнем курсе, который неизбежно ведёт в застой, или же она может начертить для себя совершенно новый путь. Второй подход рискованней, но при этом у него больше позитивного потенциала. В органах власти, в бизнесе, политике и науке достаточно людей, которые понимают эти проблемы Европы, и они вполне способны разработать, обсудить, модифицировать и реализовать креативный и дальновидный план действий.
К сожалению, составление такого плана, похоже, не является важным приоритетом ни в странах Европы, ни на уровне ЕС. О нём не говорят во время дебатов, сопровождающих национальные выборы. Наверное, не хватает чёткого представления о возможных последствиях сохранения статус-кво, а главное – убедительного видения, вдохновляющего и направляющего политику и инвестиции.
Когда путь вперёд затруднителен, чёткое представление о пункте назначения критически важно, чтобы поддерживать у людей мотивацию. Технократы этого часто не понимают, однако Европа знает об этом благодаря собственному опыту попыток перехода к устойчивым моделям роста экономики, с их ясным представлением о целях. Так же и в успешных развивающихся странах руководство обычно предлагает ясную картину желанного будущего, чтобы поощрять и делать возможным принятие необходимых для его достижения трудных решений.
Нет причин полагать, что ЕС не способен сформировать новое видение своего будущего и начертить дорожную карту цифровой и структурной трансформации, которая ему так нужна. Однако сначала европейцам нужно ответить на простой, но важнейший вопрос: как должен выглядеть Евросоюз через десять лет – с точки зрения инноваций, экономики, безопасности и устойчивости?