ЧИКАГО – Даже в лучшие времена властям трудно объяснять обществу сложные проблемы. Но когда они пользуются доверием общества, рядовой гражданин может рассуждать так: «В целом я понимаю, что вы пытаетесь делать, поэтому вы не обязаны объяснять мне все детали». Именно такой была ситуация во многих развитых странах до мирового финансового кризиса, когда существовал широкий консенсус по поводу направления экономической политики. В США более сильный акцент делался на дерегулировании, открытости и на расширении торговли, а Евросоюз больше волновала рыночная интеграция. Однако в целом превалировала либеральная (в классическом, британском смысле) ортодоксия.
Этот консенсус был настолько полным, что одна из моих юных коллег в Международном валютном фонде не могла найти хорошую работу в академической среде, хотя у неё и была степень PhD, полученная на престижном факультете экономики Массачусетского технологического института. Причина была, вероятно, в том, что её работы показывали, как либерализация внешней торговли замедлила темпы снижения уровня бедности в сельских районах Индии. Теоретические статьи, в которых говорилось, что расширение свободы торговля может приводить к подобным негативным последствиям, считались приемлемыми, а вот исследования, в которых этот феномен демонстрировался на эмпирических данных, встречались со скепсисом.
Мировой финансовый кризис разрушил как доминировавший консенсус, так и общественное доверие. Нет сомнений, что либеральная ортодоксия не помогла всем и каждому в США. Сейчас уже считаются совершенно приемлемыми исследования, в которых показывается, что промышленные рабочие из среднего класса, столкнувшиеся с китайской конкуренцией, пострадали больше всех. Прозвучало обвинение: «Очевидно, что властвующим элитам, чьи друзья и семьи имели защищённые рабочие места в секторе услуг, были выгодны дешёвые импортные товары, поэтому им больше нельзя доверять в вопросах управления внешней торговлей». А в Европе правило свободного передвижения товаров, капиталов, услуг и людей внутри общего рынка стало рассматриваться как нечто, выгодное, прежде всего, никем не избираемым бюрократам Евросоюза в Брюсселе.
Когда выяснилось, что старая ортодоксия полна недостатков, а её сторонники утратили доверие общества, открылись двери для неортодоксальных решений. Но хотя открытое, неизолированное мышление может приносить хорошие результаты, политические рецепты должны с лёгкостью пониматься недоверчивыми мирянами. И именно здесь лежат истоки плохих популистских решений.
Если нам надо создать рабочие места, почему бы не ввести пошлины на импорт ради защиты рабочих? Если нам надо больше тратить, почему бы просто не напечатать деньги (как этого требует Современная монетарная теория)? Если мы хотим возродить промышленность, почему бы нам не заговорить об опасной зависимости от Китая и не предложить субсидии и другие стимулы компаниям, которые вернут производство обратно в страну («решоринг») или переведут его в дружественные страны («френдшоринг»)? Если нам надо повысить безопасность финансовой системы, почему бы ещё выше не поднять требования к капиталу банков?
Поскольку либеральная ортодоксия оказалась дискредитирована в глазах общества, о многих из этих решений, ранее считавшихся анафемой, теперь заговорили вновь. Но не менее важно то, что привлекательность популистских решений (какими бы неразумными или безуспешными они ни были в прошлом) заключается в их кажущейся верности и в лёгкости их разъяснения. Согласно известной шутке американского эссеиста Генри Менкена, «для любой сложной проблемы всегда можно найти решение – ясное и простое, но ошибочное». И действительно, кто не согласится, что импортные пошлины защитят как минимум часть отечественных рабочих мест? Однако рабочие места, сохранённые благодаря введению новых пошлин на сталь, вызовут рост стоимости производства автомобилей в стране, а это приведёт к потенциальной потере рабочих мест в этой отрасли. Такая мысль требует дальнейших разъяснений, которые трудно коммуницировать.
At a time when democracy is under threat, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided. Subscribe now and save $50 on a new subscription.
Subscribe Now
Может показаться, что замена поставщика из Китая на другого поставщика из дружественной страны повысит устойчивость производственной цепочки в условиях потенциального китайско-американского конфликта, но при этом такая замена может создать ложное ощущение безопасности, поскольку многие поставщики из дружественных стран продолжают полагаться на поставки ключевых комплектующих из Китая. После мирового финансового кризиса повышение требований к размерам банковского капитала могло повысить надёжность банков, но, если продолжить повышать эти требования, это лишь увеличит стоимость финансирования для банков и приведёт к сокращению их деятельности, а риски начнут мигрировать в нерегулируемый, непрозрачный теневой финансовый сектор.
Как говорил либеральный французский журналист ХIХ века Фредерик Бастиа, «есть лишь одна разница между плохим экономистом и хорошим: плохой экономист ограничивается видимыми последствиями, а хороший экономист учитывает и последствия, которые можно увидеть, и те последствия, который нужно предвидеть». Однако в ситуации, когда нет доверия, никто просто не поверит предостережениям властей и экономистов по поводу невидимых последствий в будущем. Например, на всех, кто призывает к финансовой сдержанности, будет вешаться ярлык «Доктор Апокалипсис», а их мнение будет игнорироваться – как минимум до тех пор, пока реальные (с учётом инфляции) процентные ставки не достигнут такого уровня, когда обслуживание раздутого госдолга потребует перехода к политике жёсткой бюджетной экономии. Увидеть значит поверить, но в этом случае понимание приходит слишком поздно.
Развивающиеся страны уже проходили через эти циклы, и, наверное, именно поэтому некоторые из этих стран на этот раз выступают в качестве сторонников ортодоксальной либеральной макроэкономической политики. Однако искушение проводить неортодоксальную популистскую политику остаётся сильным, причём особенно сейчас, когда её выбирают индустриализированные страны.
Именно поэтому Индия, несмотря на весь ужасный опыт так называемой политики лицензирования (License Raj), недавно начала требовать лицензирования импорта компьютеров – отчасти для поддержки отечественных производителей, а отчасти для снижения зависимости от китайского импорта. А что же тогда с негативными последствиями этого решения для экспорта IT-услуг (а ведь это главный источник экспортных доходов Индии) и для индийского бизнеса в целом? Аргентина, пристрастившаяся к популизму, сегодня явно меняет объект своих пристрастий: место крайне левых перонистов занимают крайне правые либертарианцы, обещающие вылечить инфляционную болезнь путём – среди прочих мер – перехода на доллар США (опять!).
Сегодня трудно не быть пессимистом. В промышленных странах маятник качнулся от избыточный веры в либеральную ортодоксию к вере в популистскую политику, и он будет там оставаться, пока – в очередной раз – не станут наглядно очевидны её недостатки. Лучшее, на что мы можем надеяться, это то, что (в отличие от происходящего в Аргентине) маятник не качнётся слишком сильно обратно – в другую крайность, а в процессе этих изменений мы выучим некоторые уроки.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Bashar al-Assad’s fall from power has created an opportunity for the political and economic reconstruction of a key Arab state. But the record of efforts to stabilize post-conflict societies in the Middle East is littered with failure, and the next few months will most likely determine Syria's political trajectory.
say that Syrians themselves must do the hard work, but multilateral assistance has an important role to play.
The US president-elect has vowed to round up illegal immigrants and raise tariffs, but he will probably fail to reinvigorate the economy for the masses, who will watch the rich get richer on crypto and AI. America has been here before, and if Trump doesn’t turn on the business class and lay the blame at its feet, someone else will.
thinks the next president will be forced to choose between big business and the forgotten man.
ЧИКАГО – Даже в лучшие времена властям трудно объяснять обществу сложные проблемы. Но когда они пользуются доверием общества, рядовой гражданин может рассуждать так: «В целом я понимаю, что вы пытаетесь делать, поэтому вы не обязаны объяснять мне все детали». Именно такой была ситуация во многих развитых странах до мирового финансового кризиса, когда существовал широкий консенсус по поводу направления экономической политики. В США более сильный акцент делался на дерегулировании, открытости и на расширении торговли, а Евросоюз больше волновала рыночная интеграция. Однако в целом превалировала либеральная (в классическом, британском смысле) ортодоксия.
Этот консенсус был настолько полным, что одна из моих юных коллег в Международном валютном фонде не могла найти хорошую работу в академической среде, хотя у неё и была степень PhD, полученная на престижном факультете экономики Массачусетского технологического института. Причина была, вероятно, в том, что её работы показывали, как либерализация внешней торговли замедлила темпы снижения уровня бедности в сельских районах Индии. Теоретические статьи, в которых говорилось, что расширение свободы торговля может приводить к подобным негативным последствиям, считались приемлемыми, а вот исследования, в которых этот феномен демонстрировался на эмпирических данных, встречались со скепсисом.
Мировой финансовый кризис разрушил как доминировавший консенсус, так и общественное доверие. Нет сомнений, что либеральная ортодоксия не помогла всем и каждому в США. Сейчас уже считаются совершенно приемлемыми исследования, в которых показывается, что промышленные рабочие из среднего класса, столкнувшиеся с китайской конкуренцией, пострадали больше всех. Прозвучало обвинение: «Очевидно, что властвующим элитам, чьи друзья и семьи имели защищённые рабочие места в секторе услуг, были выгодны дешёвые импортные товары, поэтому им больше нельзя доверять в вопросах управления внешней торговлей». А в Европе правило свободного передвижения товаров, капиталов, услуг и людей внутри общего рынка стало рассматриваться как нечто, выгодное, прежде всего, никем не избираемым бюрократам Евросоюза в Брюсселе.
Когда выяснилось, что старая ортодоксия полна недостатков, а её сторонники утратили доверие общества, открылись двери для неортодоксальных решений. Но хотя открытое, неизолированное мышление может приносить хорошие результаты, политические рецепты должны с лёгкостью пониматься недоверчивыми мирянами. И именно здесь лежат истоки плохих популистских решений.
Если нам надо создать рабочие места, почему бы не ввести пошлины на импорт ради защиты рабочих? Если нам надо больше тратить, почему бы просто не напечатать деньги (как этого требует Современная монетарная теория)? Если мы хотим возродить промышленность, почему бы нам не заговорить об опасной зависимости от Китая и не предложить субсидии и другие стимулы компаниям, которые вернут производство обратно в страну («решоринг») или переведут его в дружественные страны («френдшоринг»)? Если нам надо повысить безопасность финансовой системы, почему бы ещё выше не поднять требования к капиталу банков?
Поскольку либеральная ортодоксия оказалась дискредитирована в глазах общества, о многих из этих решений, ранее считавшихся анафемой, теперь заговорили вновь. Но не менее важно то, что привлекательность популистских решений (какими бы неразумными или безуспешными они ни были в прошлом) заключается в их кажущейся верности и в лёгкости их разъяснения. Согласно известной шутке американского эссеиста Генри Менкена, «для любой сложной проблемы всегда можно найти решение – ясное и простое, но ошибочное». И действительно, кто не согласится, что импортные пошлины защитят как минимум часть отечественных рабочих мест? Однако рабочие места, сохранённые благодаря введению новых пошлин на сталь, вызовут рост стоимости производства автомобилей в стране, а это приведёт к потенциальной потере рабочих мест в этой отрасли. Такая мысль требует дальнейших разъяснений, которые трудно коммуницировать.
HOLIDAY SALE: PS for less than $0.7 per week
At a time when democracy is under threat, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided. Subscribe now and save $50 on a new subscription.
Subscribe Now
Может показаться, что замена поставщика из Китая на другого поставщика из дружественной страны повысит устойчивость производственной цепочки в условиях потенциального китайско-американского конфликта, но при этом такая замена может создать ложное ощущение безопасности, поскольку многие поставщики из дружественных стран продолжают полагаться на поставки ключевых комплектующих из Китая. После мирового финансового кризиса повышение требований к размерам банковского капитала могло повысить надёжность банков, но, если продолжить повышать эти требования, это лишь увеличит стоимость финансирования для банков и приведёт к сокращению их деятельности, а риски начнут мигрировать в нерегулируемый, непрозрачный теневой финансовый сектор.
Как говорил либеральный французский журналист ХIХ века Фредерик Бастиа, «есть лишь одна разница между плохим экономистом и хорошим: плохой экономист ограничивается видимыми последствиями, а хороший экономист учитывает и последствия, которые можно увидеть, и те последствия, который нужно предвидеть». Однако в ситуации, когда нет доверия, никто просто не поверит предостережениям властей и экономистов по поводу невидимых последствий в будущем. Например, на всех, кто призывает к финансовой сдержанности, будет вешаться ярлык «Доктор Апокалипсис», а их мнение будет игнорироваться – как минимум до тех пор, пока реальные (с учётом инфляции) процентные ставки не достигнут такого уровня, когда обслуживание раздутого госдолга потребует перехода к политике жёсткой бюджетной экономии. Увидеть значит поверить, но в этом случае понимание приходит слишком поздно.
Развивающиеся страны уже проходили через эти циклы, и, наверное, именно поэтому некоторые из этих стран на этот раз выступают в качестве сторонников ортодоксальной либеральной макроэкономической политики. Однако искушение проводить неортодоксальную популистскую политику остаётся сильным, причём особенно сейчас, когда её выбирают индустриализированные страны.
Именно поэтому Индия, несмотря на весь ужасный опыт так называемой политики лицензирования (License Raj), недавно начала требовать лицензирования импорта компьютеров – отчасти для поддержки отечественных производителей, а отчасти для снижения зависимости от китайского импорта. А что же тогда с негативными последствиями этого решения для экспорта IT-услуг (а ведь это главный источник экспортных доходов Индии) и для индийского бизнеса в целом? Аргентина, пристрастившаяся к популизму, сегодня явно меняет объект своих пристрастий: место крайне левых перонистов занимают крайне правые либертарианцы, обещающие вылечить инфляционную болезнь путём – среди прочих мер – перехода на доллар США (опять!).
Сегодня трудно не быть пессимистом. В промышленных странах маятник качнулся от избыточный веры в либеральную ортодоксию к вере в популистскую политику, и он будет там оставаться, пока – в очередной раз – не станут наглядно очевидны её недостатки. Лучшее, на что мы можем надеяться, это то, что (в отличие от происходящего в Аргентине) маятник не качнётся слишком сильно обратно – в другую крайность, а в процессе этих изменений мы выучим некоторые уроки.