РИМ – Мир пока еще не оценил в полной мере, насколько пандемия COVID-19 разрушила мировую экономику. Мы отслеживаем ежедневное количество заражений и жертв. Но мы не обращаем внимания на потери рабочих мест и искалеченные жизни, особенно в развивающихся странах, где общественное здравоохранение оказалось практически беспомощным перед пандемией.
Последствия пандемии для крупнейших экономик к настоящему времени в четыре раза тяжелее последствий глобального финансового кризиса 2008 года. Во втором квартале 2020 года ВВП США упал на 9,1% по сравнению с предыдущими тремя месяцами, намного превзойдя квартальное сокращение в 2% за тот же период 2009 года. Экономика еврозоны пострадала еще больше, сократившись на 11,8%. Между тем, во многих развивающихся странах целые секторы экономики были полностью уничтожены, как во время войны. Поэтому планирование, инвестирование и восстановление требуют послевоенного мышления.
Безусловно, правительства стран G20 потратили колоссальные 7,6 триллиона долларов США (и рассчитывают) на фискальные стимулы, а ведущие центральные банки накачивают деньги для оживления мировой экономики. Федеральная резервная система США тратит 2,3 триллиона долларов на поддержку бизнеса и финансовых рынков, что намного превышает ее спасательный пакет 2008 года в 700 миллиардов долларов США. Эти меры являются спасательным кругом для многих, от уволенных работников ресторанов до владельцев малого бизнеса, которые теперь имеют доступ к страхованию по безработице и программам социального обеспечения.
Однако гораздо меньше обсуждается вопрос о том, как фискальные и монетарные стимулы в более богатых странах ухудшили положение стран с низким уровнем дохода. Еще до пандемии большая часть развивающихся стран боролась с рекордно высоким долгом, слабым ростом экономики и проблемами, связанными с климатом. В результате, когда наступали тяжелые времена, у граждан этих стран было очень мало способов защиты.
Сегодня ослабление политики в странах с развитой экономикой провоцирует повышение курса валют развивающихся стран, что приводит к потере конкурентоспособности экспорта и эффективности иностранных инвестиций, инфляции и экономической дестабилизации. Бедные страны в значительной степени зависят от неформальной экономики, экспорта сырьевых товаров, туризма и денежных переводов, которые сильно пострадали от пандемии. Вместе с обвалом цен на нефть стимулирующие пакеты развитых экономик заставили такие страны как Эквадор и Нигерия бороться за свое экономическое выживание.
Политика богатых стран также способствует росту цен на продовольствие в бедных государствах. В то время как полки супермаркетов в развитых странах забиты доступными продуктами питания, почти 700 миллионов человек во всем мире уже хронически голодали и до пандемии – и более 130 миллионов теперь могут присоединиться к их рядам в результате пандемии COVID-19. В таких странах как Уганда цены на основные продукты питания с марта подскочили на 15%. Люди сообщают, что они сейчас едят меньше продуктов, питаются менее разнообразно и потребляют меньше здоровой пищи – а это почва для будущих болезней.
At a time of escalating global turmoil, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided.
Subscribe to Digital or Digital Plus now to secure your discount.
Subscribe Now
Бедные люди в странах с низким уровнем дохода обычно не могут работать дома, а если они не работают, то им нечего есть. Не столь уж секретное мнение населения развивающихся стран гласит, что экономические последствия коронавируса гораздо более разрушительны, чем сам вирус.
Подумайте о том, что всего за шесть месяцев пандемия свела на нет десятилетний прогресс в сокращении масштабов нищеты. В период с 1990 по 2017 год число крайне бедных людей во всем мире сократилось с почти двух миллиардов до 689 миллионов человек. Но из-за COVID-19 их общее число снова растет – впервые с 1998 года. В этом году более 140 миллионов человек могут оказаться в крайней нищете, причем больше всего пострадают регионы Южной Азии и Африки.
Всего 3% от тех средств, которые страны G20 уже потратили на свои стимулирующие пакеты по борьбе с COVID-19, было бы достаточно, чтобы остановить эти мрачные сценарии. Единовременный добровольный гуманитарный налог стран «Большой двадцатки» и равный 230 миллиардов долларов США, смог бы улучшить инфраструктуру и коммуникационные технологии, чтобы накормить голодающих в сельской местности. Например, ежегодные инвестиции в размере 10 миллиардов долларов США в течение десяти лет, вложенные в строительство хороших дорог и складских сооружений, могли бы сократить потери продовольствия для 34 миллионов человек. Точно так же инвестиции в размере 26 миллиардов долларов могли бы обеспечить доступ к мобильным телефонам почти для 30 миллионов сельских жителей, что позволило бы им увеличить свои доходы за счет доступа к информации о ценах на урожай и прогнозах погоды.
Иностранная помощь – это разумная инвестиция, но политическая воля для ее осуществления в настоящее время очень ограничена. Соединенные Штаты, безусловно, крупнейший донор глобальных программ здравоохранения и развития, вливают десятки миллиардов долларов в фармацевтические компании, чтобы обеспечить создание вакцины против COVID-19 только для своих граждан, хотя другие страны объединяют свои усилия для расширения глобального доступа к вакцинам. Великобритания сократила свой бюджет помощи на 2,9 миллиарда фунтов стерлингов (3,9 миллиарда долларов США) в этом году и объединила свое Агентство развития с Министерством иностранных дел. Такие действия недальновидны.
В 2003 году, напротив, президент США Джордж У. Буш приступил к выполнению чрезвычайного плана президента по оказанию помощи больным СПИДом для обеспечения антиретровирусными препаратами людей, живущих с ВИЧ/СПИДом в Африке. С текущими расходами в 85 миллиардов долларов США эта программа уже спасла около 18 миллионов жизней. Кроме того, она укрепила общую инфраструктуру здравоохранения в таких странах как Ботсвана, что, без сомнения, помогает этой стране бороться сегодня с COVID-19.
Аналогичным образом мировая экономика пережила расцвет после Второй мировой войны, когда США возродили разоренную войной Западную Европу с помощью плана Маршалла. Сегодня мы сталкиваемся с подобным сценарием. Любое политическое вмешательство должно рассматривать борьбу с COVID-19 как войну, а наиболее пострадавшие экономики – как зоны конфликтов. Мир должен осознать весь масштаб разрушений и сложности последующего восстановления.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Less than two months into his second presidency, Donald Trump has imposed sweeping tariffs on America’s three largest trading partners, with much more to come. This strategy not only lacks any credible theoretical foundations; it is putting the US on a path toward irrevocable economic and geopolitical decline.
Today's profound global uncertainty is not some accident of history or consequence of values-free technologies. Rather, it reflects the will of rival great powers that continue to ignore the seminal economic and social changes underway in other parts of the world.
explains how Malaysia and other middle powers are navigating increasingly uncertain geopolitical terrain.
РИМ – Мир пока еще не оценил в полной мере, насколько пандемия COVID-19 разрушила мировую экономику. Мы отслеживаем ежедневное количество заражений и жертв. Но мы не обращаем внимания на потери рабочих мест и искалеченные жизни, особенно в развивающихся странах, где общественное здравоохранение оказалось практически беспомощным перед пандемией.
Последствия пандемии для крупнейших экономик к настоящему времени в четыре раза тяжелее последствий глобального финансового кризиса 2008 года. Во втором квартале 2020 года ВВП США упал на 9,1% по сравнению с предыдущими тремя месяцами, намного превзойдя квартальное сокращение в 2% за тот же период 2009 года. Экономика еврозоны пострадала еще больше, сократившись на 11,8%. Между тем, во многих развивающихся странах целые секторы экономики были полностью уничтожены, как во время войны. Поэтому планирование, инвестирование и восстановление требуют послевоенного мышления.
Безусловно, правительства стран G20 потратили колоссальные 7,6 триллиона долларов США (и рассчитывают) на фискальные стимулы, а ведущие центральные банки накачивают деньги для оживления мировой экономики. Федеральная резервная система США тратит 2,3 триллиона долларов на поддержку бизнеса и финансовых рынков, что намного превышает ее спасательный пакет 2008 года в 700 миллиардов долларов США. Эти меры являются спасательным кругом для многих, от уволенных работников ресторанов до владельцев малого бизнеса, которые теперь имеют доступ к страхованию по безработице и программам социального обеспечения.
Однако гораздо меньше обсуждается вопрос о том, как фискальные и монетарные стимулы в более богатых странах ухудшили положение стран с низким уровнем дохода. Еще до пандемии большая часть развивающихся стран боролась с рекордно высоким долгом, слабым ростом экономики и проблемами, связанными с климатом. В результате, когда наступали тяжелые времена, у граждан этих стран было очень мало способов защиты.
Сегодня ослабление политики в странах с развитой экономикой провоцирует повышение курса валют развивающихся стран, что приводит к потере конкурентоспособности экспорта и эффективности иностранных инвестиций, инфляции и экономической дестабилизации. Бедные страны в значительной степени зависят от неформальной экономики, экспорта сырьевых товаров, туризма и денежных переводов, которые сильно пострадали от пандемии. Вместе с обвалом цен на нефть стимулирующие пакеты развитых экономик заставили такие страны как Эквадор и Нигерия бороться за свое экономическое выживание.
Политика богатых стран также способствует росту цен на продовольствие в бедных государствах. В то время как полки супермаркетов в развитых странах забиты доступными продуктами питания, почти 700 миллионов человек во всем мире уже хронически голодали и до пандемии – и более 130 миллионов теперь могут присоединиться к их рядам в результате пандемии COVID-19. В таких странах как Уганда цены на основные продукты питания с марта подскочили на 15%. Люди сообщают, что они сейчас едят меньше продуктов, питаются менее разнообразно и потребляют меньше здоровой пищи – а это почва для будущих болезней.
Winter Sale: Save 40% on a new PS subscription
At a time of escalating global turmoil, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided.
Subscribe to Digital or Digital Plus now to secure your discount.
Subscribe Now
Бедные люди в странах с низким уровнем дохода обычно не могут работать дома, а если они не работают, то им нечего есть. Не столь уж секретное мнение населения развивающихся стран гласит, что экономические последствия коронавируса гораздо более разрушительны, чем сам вирус.
Подумайте о том, что всего за шесть месяцев пандемия свела на нет десятилетний прогресс в сокращении масштабов нищеты. В период с 1990 по 2017 год число крайне бедных людей во всем мире сократилось с почти двух миллиардов до 689 миллионов человек. Но из-за COVID-19 их общее число снова растет – впервые с 1998 года. В этом году более 140 миллионов человек могут оказаться в крайней нищете, причем больше всего пострадают регионы Южной Азии и Африки.
Всего 3% от тех средств, которые страны G20 уже потратили на свои стимулирующие пакеты по борьбе с COVID-19, было бы достаточно, чтобы остановить эти мрачные сценарии. Единовременный добровольный гуманитарный налог стран «Большой двадцатки» и равный 230 миллиардов долларов США, смог бы улучшить инфраструктуру и коммуникационные технологии, чтобы накормить голодающих в сельской местности. Например, ежегодные инвестиции в размере 10 миллиардов долларов США в течение десяти лет, вложенные в строительство хороших дорог и складских сооружений, могли бы сократить потери продовольствия для 34 миллионов человек. Точно так же инвестиции в размере 26 миллиардов долларов могли бы обеспечить доступ к мобильным телефонам почти для 30 миллионов сельских жителей, что позволило бы им увеличить свои доходы за счет доступа к информации о ценах на урожай и прогнозах погоды.
Иностранная помощь – это разумная инвестиция, но политическая воля для ее осуществления в настоящее время очень ограничена. Соединенные Штаты, безусловно, крупнейший донор глобальных программ здравоохранения и развития, вливают десятки миллиардов долларов в фармацевтические компании, чтобы обеспечить создание вакцины против COVID-19 только для своих граждан, хотя другие страны объединяют свои усилия для расширения глобального доступа к вакцинам. Великобритания сократила свой бюджет помощи на 2,9 миллиарда фунтов стерлингов (3,9 миллиарда долларов США) в этом году и объединила свое Агентство развития с Министерством иностранных дел. Такие действия недальновидны.
В 2003 году, напротив, президент США Джордж У. Буш приступил к выполнению чрезвычайного плана президента по оказанию помощи больным СПИДом для обеспечения антиретровирусными препаратами людей, живущих с ВИЧ/СПИДом в Африке. С текущими расходами в 85 миллиардов долларов США эта программа уже спасла около 18 миллионов жизней. Кроме того, она укрепила общую инфраструктуру здравоохранения в таких странах как Ботсвана, что, без сомнения, помогает этой стране бороться сегодня с COVID-19.
Аналогичным образом мировая экономика пережила расцвет после Второй мировой войны, когда США возродили разоренную войной Западную Европу с помощью плана Маршалла. Сегодня мы сталкиваемся с подобным сценарием. Любое политическое вмешательство должно рассматривать борьбу с COVID-19 как войну, а наиболее пострадавшие экономики – как зоны конфликтов. Мир должен осознать весь масштаб разрушений и сложности последующего восстановления.