КЕМБРИДЖ – В этом году в день Первомая по всему миру на повестке дня оказались политические идеи, которые всего несколько лет назад выглядели радикальными. Например, в США популярными теперь стали такие идеи, как введение высоких маржинальных ставок налогов и налога на богатство, а также государственное здравоохранение. Но если власти не расставят правильно приоритеты, тогда шанс для проведения значимых реформ может быть упущен, а это приведёт к ещё более глубокому социальному и политическому расколу.
Более того, реформы, которые нужны, являются действительно радикальными и решительными, но это не те реформы, о которых сейчас модно рассуждать. Главным приоритетом должно стать создание рабочих мест с высокими зарплатами. Именно эта цель должна определять подходы властей ко всему – от технологий, регулирования и налогов до образования и социальных программ. За всю историю ни одно известное человеческое общество не сумело создать всеобщего процветания исключительно путём перераспределения доходов. Процветание появляется благодаря созданию рабочих мест, на которых платят достойную зарплату. Именно хорошие рабочие места, а не перераспределение богатства, дают людям цель и смысл в жизни.
Для создания этих рабочих мест необходимо направлять технологические инновации таким образом, чтобы они способствовали росту спроса на работников. Хорошие рабочие места не возникают естественным путём благодаря свободным рынкам. Напротив, они требуют не только учреждения таких институтов на рынке труда, которые будут защищать работников и повышать их роль, но и щедро финансируемых систем образования и эффективных мер социальной защиты. Именно такая институциональная архитектура обеспечивала США и другим развитым странам в течение четырёх десятилетий после Второй мировой войны мощный, инклюзивный рост экономики.
Мощный рост спроса на труд в тот период опирался на три столпа. Во-первых, бизнес внедрял технологии таким образом, что в результате повышалась производительность труда, а это способствовало росту зарплат и спроса на работников. Одновременно государство предоставляло критически важную поддержку, финансируя образование и научные исследования, а также (в некоторых случаях) выступая в роли основного покупателя высокотехнологичного оборудования. Большинство технологий, которые определяют сегодняшний облик мира, появились отчасти благодаря инновациям, которые в то время финансировало государство.
Во-вторых, в послевоенную пору правительства сформировал особый бизнес-климат – минимальная зарплата, регламенты безопасности на рабочем месте, иные меры регулирования на рынке труда и товаров. Подобные меры часто считают причиной сокращения занятости. Однако в реальности они способны создавать благотворный круг, способствующий росту экономики, потому что появление минимального порога стоимости труда стимулирует компании заниматься рационализацией и обновлением производственных процессов, что повышает производительность и, соответственно, спрос. Кроме того, поддерживая конкуренцию на товарных рынках, власти способны предотвратить установление компаниями монопольных цен и получение ими более высоких прибылей без необходимости нанимать дополнительных работников.
В-третьих, в послевоенный период правительства повышали доступность образования, а значит, большее число работников получали профессиональные навыки, которые пользовались спросом. Например, федеральное правительство США сделало высшее и профессиональное образование доступным для миллионов граждан, благодаря закону о ветеранах (G.I. Bill), студенческим грантам Пелла, поддержке научных исследований и другим мерам. Да, все эти инвестиции в инновации и образование требовали повышения налоговых доходов. Однако умеренного повышения ставок налогов на фоне роста экономики оказалось достаточно, чтобы покрыть недостающую разницу.
Схожая институциональная архитектура возникла в большинстве стран индустриального мира в послевоенное время. Например, в Скандинавии всеобщее процветание было достигнуто не за счёт перераспределения доходов, как принято считать, а благодаря государственной политике и коллективным переговорам, которые создали среду, благоприятную для создания рабочих мест с высокими зарплатами.
Всё это не означает, что 1950-е и 1960-е годы были идеальным. В США по-прежнему наблюдалась глубоко укоренившаяся дискриминация афроамериканцев и женщин, а возможности получения образования не были равными. Тем не менее, во многих других отношениях экономические условия тогда были намного лучше, чем сейчас, и это особенно касается доступности рабочих мест с высокими зарплатами.
В период с 1947-го по 1987-й год темпы роста зарплат в частном секторе США составляли в среднем около 2,5% в год, однако после 1987-го этот рост резко замедлился, и он полностью остановился после 2000 года, то есть за целых семь лет до начала Великой рецессии. Это торможение совпало с периодом слабых темпов роста производительности, а также переориентации инвестиций в сторону автоматизации, а не создания новых, высокопроизводительных задач для людей. В результате количество рабочих мест с высокими зарплатами начало сокращаться, зарплаты перестали увеличиваться, а растущая доля взрослых людей трудоспособного возраста стала выпадать из состава рабочей силы.
Если же говорить шире, институциональная архитектура, которая ранее поддерживала процесс создания рабочих мест, в этот период распалась. Защита работников постепенно ослабла, во многих отраслях усилилась степень концентрации рынка, а правительство отказалось от прежней политики поддержки инноваций. К 2015 году федеральное финансирование научных исследований и разработок упало до 0,7% ВВП, по сравнению с 1,9% ВВП в 1960-е годы.
Многие считают спад темпов создания рабочих мест с высокими зарплатами неизбежным результатом технологического прогресса в сфере искусственного интеллекта и роботизации. Это не так. Технологии можно использовать либо для замены труда, либо для повышения производительности работников. Выбор за нами. Однако правительствам, которые хотят, чтобы это решение было выгодно работникам, необходимо мягко подталкивать частный сектор к отказу от его однобокой фиксации на автоматизации.
В США можно было бы начать с наведения порядка в налоговой политике, которая излишне благоприятна для доходов с капитала. Компании имеют возможность снизить налоговое бремя, внедряя машины, поэтому зачастую у них есть стимулы заниматься автоматизацией даже в тех случаях, когда нанятые сотрудники на самом деле работали бы продуктивней. Правительству также следует вернуться в бизнес поддержки технологических инноваций, чтобы создать противовес крупным технологическим компаниям, чьи бизнес-модели почти целиком настроены на автоматизацию в ущерб созданию рабочих мест. И, разумеется, крайне важно расширять возможности для получения образования всеми сегментами общества.
Как и в послевоенное время, подобная институциональная архитектура потребует повышения налоговых доходов, причём особенно в США, где ежегодные налоговые доходы равны примерно 27% ВВП, что значительно меньше среднего уровня стран ОЭСР (34%). Повышая эту цифру, следует стремиться не к наказанию богатых, а к устранению возникших искажений, например, излишне благоприятного отношения к капиталу. Это означает, что надо расширять налоговую базу и повышать налоговые ставки умеренно (не отпугивая инвестиции и инновации).
Общество, которое опирается на всеобщее процветание, не является чем-то недостижимым. Но чтобы прийти к нему, потребуются срочные действия: надо привести технологии в соответствие с потребностями работников, предотвратить монополизацию, исправить налоговый кодекс так, чтобы мы могли профинансировать необходимые нам инвестиции. Восстановление послевоенной институциональной архитектуры – это работа, которую способны выполнить только люди.
КЕМБРИДЖ – В этом году в день Первомая по всему миру на повестке дня оказались политические идеи, которые всего несколько лет назад выглядели радикальными. Например, в США популярными теперь стали такие идеи, как введение высоких маржинальных ставок налогов и налога на богатство, а также государственное здравоохранение. Но если власти не расставят правильно приоритеты, тогда шанс для проведения значимых реформ может быть упущен, а это приведёт к ещё более глубокому социальному и политическому расколу.
Более того, реформы, которые нужны, являются действительно радикальными и решительными, но это не те реформы, о которых сейчас модно рассуждать. Главным приоритетом должно стать создание рабочих мест с высокими зарплатами. Именно эта цель должна определять подходы властей ко всему – от технологий, регулирования и налогов до образования и социальных программ. За всю историю ни одно известное человеческое общество не сумело создать всеобщего процветания исключительно путём перераспределения доходов. Процветание появляется благодаря созданию рабочих мест, на которых платят достойную зарплату. Именно хорошие рабочие места, а не перераспределение богатства, дают людям цель и смысл в жизни.
Для создания этих рабочих мест необходимо направлять технологические инновации таким образом, чтобы они способствовали росту спроса на работников. Хорошие рабочие места не возникают естественным путём благодаря свободным рынкам. Напротив, они требуют не только учреждения таких институтов на рынке труда, которые будут защищать работников и повышать их роль, но и щедро финансируемых систем образования и эффективных мер социальной защиты. Именно такая институциональная архитектура обеспечивала США и другим развитым странам в течение четырёх десятилетий после Второй мировой войны мощный, инклюзивный рост экономики.
Мощный рост спроса на труд в тот период опирался на три столпа. Во-первых, бизнес внедрял технологии таким образом, что в результате повышалась производительность труда, а это способствовало росту зарплат и спроса на работников. Одновременно государство предоставляло критически важную поддержку, финансируя образование и научные исследования, а также (в некоторых случаях) выступая в роли основного покупателя высокотехнологичного оборудования. Большинство технологий, которые определяют сегодняшний облик мира, появились отчасти благодаря инновациям, которые в то время финансировало государство.
Во-вторых, в послевоенную пору правительства сформировал особый бизнес-климат – минимальная зарплата, регламенты безопасности на рабочем месте, иные меры регулирования на рынке труда и товаров. Подобные меры часто считают причиной сокращения занятости. Однако в реальности они способны создавать благотворный круг, способствующий росту экономики, потому что появление минимального порога стоимости труда стимулирует компании заниматься рационализацией и обновлением производственных процессов, что повышает производительность и, соответственно, спрос. Кроме того, поддерживая конкуренцию на товарных рынках, власти способны предотвратить установление компаниями монопольных цен и получение ими более высоких прибылей без необходимости нанимать дополнительных работников.
В-третьих, в послевоенный период правительства повышали доступность образования, а значит, большее число работников получали профессиональные навыки, которые пользовались спросом. Например, федеральное правительство США сделало высшее и профессиональное образование доступным для миллионов граждан, благодаря закону о ветеранах (G.I. Bill), студенческим грантам Пелла, поддержке научных исследований и другим мерам. Да, все эти инвестиции в инновации и образование требовали повышения налоговых доходов. Однако умеренного повышения ставок налогов на фоне роста экономики оказалось достаточно, чтобы покрыть недостающую разницу.
SPRING SALE: Save 40% on all new Digital or Digital Plus subscriptions
Subscribe now to gain greater access to Project Syndicate – including every commentary and our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – starting at just $49.99.
Subscribe Now
Схожая институциональная архитектура возникла в большинстве стран индустриального мира в послевоенное время. Например, в Скандинавии всеобщее процветание было достигнуто не за счёт перераспределения доходов, как принято считать, а благодаря государственной политике и коллективным переговорам, которые создали среду, благоприятную для создания рабочих мест с высокими зарплатами.
Всё это не означает, что 1950-е и 1960-е годы были идеальным. В США по-прежнему наблюдалась глубоко укоренившаяся дискриминация афроамериканцев и женщин, а возможности получения образования не были равными. Тем не менее, во многих других отношениях экономические условия тогда были намного лучше, чем сейчас, и это особенно касается доступности рабочих мест с высокими зарплатами.
В период с 1947-го по 1987-й год темпы роста зарплат в частном секторе США составляли в среднем около 2,5% в год, однако после 1987-го этот рост резко замедлился, и он полностью остановился после 2000 года, то есть за целых семь лет до начала Великой рецессии. Это торможение совпало с периодом слабых темпов роста производительности, а также переориентации инвестиций в сторону автоматизации, а не создания новых, высокопроизводительных задач для людей. В результате количество рабочих мест с высокими зарплатами начало сокращаться, зарплаты перестали увеличиваться, а растущая доля взрослых людей трудоспособного возраста стала выпадать из состава рабочей силы.
Если же говорить шире, институциональная архитектура, которая ранее поддерживала процесс создания рабочих мест, в этот период распалась. Защита работников постепенно ослабла, во многих отраслях усилилась степень концентрации рынка, а правительство отказалось от прежней политики поддержки инноваций. К 2015 году федеральное финансирование научных исследований и разработок упало до 0,7% ВВП, по сравнению с 1,9% ВВП в 1960-е годы.
Многие считают спад темпов создания рабочих мест с высокими зарплатами неизбежным результатом технологического прогресса в сфере искусственного интеллекта и роботизации. Это не так. Технологии можно использовать либо для замены труда, либо для повышения производительности работников. Выбор за нами. Однако правительствам, которые хотят, чтобы это решение было выгодно работникам, необходимо мягко подталкивать частный сектор к отказу от его однобокой фиксации на автоматизации.
В США можно было бы начать с наведения порядка в налоговой политике, которая излишне благоприятна для доходов с капитала. Компании имеют возможность снизить налоговое бремя, внедряя машины, поэтому зачастую у них есть стимулы заниматься автоматизацией даже в тех случаях, когда нанятые сотрудники на самом деле работали бы продуктивней. Правительству также следует вернуться в бизнес поддержки технологических инноваций, чтобы создать противовес крупным технологическим компаниям, чьи бизнес-модели почти целиком настроены на автоматизацию в ущерб созданию рабочих мест. И, разумеется, крайне важно расширять возможности для получения образования всеми сегментами общества.
Как и в послевоенное время, подобная институциональная архитектура потребует повышения налоговых доходов, причём особенно в США, где ежегодные налоговые доходы равны примерно 27% ВВП, что значительно меньше среднего уровня стран ОЭСР (34%). Повышая эту цифру, следует стремиться не к наказанию богатых, а к устранению возникших искажений, например, излишне благоприятного отношения к капиталу. Это означает, что надо расширять налоговую базу и повышать налоговые ставки умеренно (не отпугивая инвестиции и инновации).
Общество, которое опирается на всеобщее процветание, не является чем-то недостижимым. Но чтобы прийти к нему, потребуются срочные действия: надо привести технологии в соответствие с потребностями работников, предотвратить монополизацию, исправить налоговый кодекс так, чтобы мы могли профинансировать необходимые нам инвестиции. Восстановление послевоенной институциональной архитектуры – это работа, которую способны выполнить только люди.