ВАШИНГТОН – Западные наблюдатели обычно видят в Китае либо восходящую супердержаву на пороге мирового господства, либо слабую страну на пороге краха. Столь противоположные оценки учитывают лишь одну из сторон экономического развития Китая: технологический бум на фоне замедления экономики.
Этот парадокс в значительной степени объясняется директивами председателя Си Цзиньпина миллионам аппаратчиков Компартии, которым поручается реализация его амбициозных идей.
Вопреки представлениям о Китае как о стране с командной экономикой, в которой центральное руководство отдаёт чёткие приказы, здесь превалирует логика, которую я называю «управляемой импровизацией». Центральное руководство информирует о приоритетах, а огромная бюрократия страны (министерства и местные власти) интерпретирует их и действует в соответствии с имеющимися политическими стимулами.
Си Цзиньпин дал понять китайским чиновникам, что его наследием должна стать новая экономика, ориентированная на «высококачественное развитие» и «новые качественные производительные силы» (то есть инновационные высокие технологии). Старая экономика, с её загрязняющими природу отраслями, инвестициями в инфраструктуру и спекуляциями на рынке недвижимости, помогла Китаю выйти из нищеты и обрести статус страны со средними доходами, но Си от неё дистанцируется. К прежней модели экономического роста он относится с явным презрением, связав её со своими политическими соперниками и коррумпированными подчиненными, которых он отстранил или отправил в тюрьму.
И поэтому у китайских чиновников мало стимулов решительно заниматься оживлением старой экономики: успех не особо улучшит их положение, а неудача погубит их карьеру. Это помогает объяснить вялость реакции центральных властей на продолжающийся спад на рынке недвижимости. Если бы правительство начало решительно действовать сразу после пандемии Covid-19, оно могло бы восстановить потребительскую уверенность. А теперь экономический спад ударил уже не только по уверенности, но и по доходам, поскольку растёт число уволенных и тех, кому сократили зарплаты.
Узкий акцент правительства на производстве высокотехнологичной продукции побуждает местные власти к чрезмерным инвестициям в отрасли, одобренные Си Цзиньпином, например, электромобили и солнечные панели. В новой статье мои соавторы и я показываем, что, когда центральные власти утвердили амбициозный уровень новых патентов (это стандартный индикатор инноваций), местные чиновники начали искусственно завышать их число, поощряя регистрацию «мусорных» патентов. В результате доля по-настоящему новаторских изобретений снизилась. Мы называем это явление «инновационной деятельностью с низкой производительностью».
At a time when democracy is under threat, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided. Subscribe now and save $50 on a new subscription.
Subscribe Now
Хотя Китай поразительно эффективен в быстрой организации масштабного выпуска продукции, этот подход приводит к значительным пустым затратам. Главный пример здесь – электромобили: в Китае более 450 автозаводов, но мощности одной трети из них используются менее чем на 20%. Со временем большинство из них, скорее всего, обанкротятся, а отрасль консолидируется вокруг нескольких гигантов, подобных BYD.
Впрочем, у этого метода есть и плюсы. Центральное руководство готово мириться с неэффективностью и потерями, если в итоге всё же появляются «чемпионы». Местные власти используют все возможные трюки, чтобы поддержать новые отрасли – от комбинации венчурного капитала с госинвестициями до привлечения талантливых научных кадров, которых отпугивает особый контроль США за учёными из Азии. Показательно, что в 2021 году количество учёных в Китае увеличилось более чем на 2400, в то время как в США наблюдается их чистый отток.
По сути, бюрократия адаптировала коммунистические методы «мобилизации» (их неофициально называют кампаниями «пчелиного улья») для выполнения капиталистических задач, которые ставит руководство. Ранее эта стратегия применялась к экспорту потребительских товаров, что позволяло домохозяйствам Глобального Севера получать выгоды от сверхконкуренции внутри Китая, благодаря которой появлялся дешёвый китайский импорт. Но затем эта стратегия переориентировалась на развитие передовой промышленности и чистой энергетики, то есть тех отраслей, в которых США и Евросоюз намерены достичь доминирования с помощью мер промышленной политики.
Да, даже самые жёсткие критики Си Цзиньпина не стали бы осуждать его амбициозную цель: избавить Китай от прежней модели роста и содействовать высокотехнологичным инновациям. Все страны мечтают двигаться в этом направлении. Однако старая и новая экономика глубоко взаимосвязаны; и, если старая экономика ослабеет слишком быстро, это неизбежно затормозит рост новой. Об этом свидетельствует спад на рынке недвижимости, уничтожающий рабочие места и благосостояние домохозяйств и заставляющий потребителей сокращать расходы. В результате производителям приходится экспортировать нераспроданную продукцию, в том числе электромобили, что усугубляет торговые противоречия с США и другими странами, которые обвиняют Китай в демпинге: китайская проблема перепроизводства решается за счёт рынков этих стран.
Реалистично говоря, новая экономика Китая не сможет вырасти достаточно быстро, чтобы уже в ближайшее время заменить старую. Проблема усугубляется сокращением рабочих мест из-за технического прогресса, например, появления промышленных роботов и беспилотных автомобилей; здесь Китай достиг значительных успехов. Однако прирост производительности обычно выгоден лишь молодым, технически грамотным работникам, а не рабочим в возрасте.
Переход к экономике высоких технологий, как правило, требует уверенного роста ВВП и здоровых государственных финансов, чтобы власти могли вкладываться в промышленную политику, заниматься переподготовкой работников, предоставлять социальную защиту тем, кто остался позади. Без этой поддержки начавшийся переход может усилить социальное и экономическое неравенство.
Между тем Китай ускоряет переход к передовым технологиям в разгар экономического спада и долгового кризиса у местных органов власти. В новейшей истории это беспрецедентно. Когда в 1990-е годы в Японии началась продолжительная экономическая стагнация, эта страна не стала усиливать господдержку инноваций.
Чтобы гарантировать успех этого структурного сдвига, Си должен объяснить важность поддержки менее гламурных частей старой экономики и предоставления рабочих мест или помощи увольняемым. Без таких инструкций чиновники будут и дальше отдавать приоритет отраслям, усугубляющим торговые противоречия Китая с Западом, а не традиционным отраслям, на долю которых до сих пор приходится основная часть китайской экономики.
Идея «китайского пика» не учитывает парадоксальную траекторию страны. Делая акцент лишь на слабостях Китая, она усиливает страхи, что китайское руководство готово к военным рискам, а США должны этому противодействовать. Как предупреждал Райан Хасс, такие риски создают порочный круг взаимной враждебности.
Итак, Китай в упадке? Ответ: и да, и нет. Темпы роста ВВП замедляются, но Китай движется к зелёной, высокотехнологичной экономике, и у него по-прежнему второй по размерам потребительский рынок в мире.
Однако страна столкнулась с серьёзными экономическими трудностями, а потребители затягивают пояса потуже, поэтому инвесторы должны адаптироваться к новой реальности, а торговые партнеры – диверсифицировать риски.
Прогнозы скорого краха китайской экономики являются преувеличением. Судя по истории, единственное, что может действительно дестабилизировать этот режим – вакуум власти на самом верху.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
At the end of a year of domestic and international upheaval, Project Syndicate commentators share their favorite books from the past 12 months. Covering a wide array of genres and disciplines, this year’s picks provide fresh perspectives on the defining challenges of our time and how to confront them.
ask Project Syndicate contributors to select the books that resonated with them the most over the past year.
ВАШИНГТОН – Западные наблюдатели обычно видят в Китае либо восходящую супердержаву на пороге мирового господства, либо слабую страну на пороге краха. Столь противоположные оценки учитывают лишь одну из сторон экономического развития Китая: технологический бум на фоне замедления экономики.
Этот парадокс в значительной степени объясняется директивами председателя Си Цзиньпина миллионам аппаратчиков Компартии, которым поручается реализация его амбициозных идей.
Вопреки представлениям о Китае как о стране с командной экономикой, в которой центральное руководство отдаёт чёткие приказы, здесь превалирует логика, которую я называю «управляемой импровизацией». Центральное руководство информирует о приоритетах, а огромная бюрократия страны (министерства и местные власти) интерпретирует их и действует в соответствии с имеющимися политическими стимулами.
Си Цзиньпин дал понять китайским чиновникам, что его наследием должна стать новая экономика, ориентированная на «высококачественное развитие» и «новые качественные производительные силы» (то есть инновационные высокие технологии). Старая экономика, с её загрязняющими природу отраслями, инвестициями в инфраструктуру и спекуляциями на рынке недвижимости, помогла Китаю выйти из нищеты и обрести статус страны со средними доходами, но Си от неё дистанцируется. К прежней модели экономического роста он относится с явным презрением, связав её со своими политическими соперниками и коррумпированными подчиненными, которых он отстранил или отправил в тюрьму.
И поэтому у китайских чиновников мало стимулов решительно заниматься оживлением старой экономики: успех не особо улучшит их положение, а неудача погубит их карьеру. Это помогает объяснить вялость реакции центральных властей на продолжающийся спад на рынке недвижимости. Если бы правительство начало решительно действовать сразу после пандемии Covid-19, оно могло бы восстановить потребительскую уверенность. А теперь экономический спад ударил уже не только по уверенности, но и по доходам, поскольку растёт число уволенных и тех, кому сократили зарплаты.
Узкий акцент правительства на производстве высокотехнологичной продукции побуждает местные власти к чрезмерным инвестициям в отрасли, одобренные Си Цзиньпином, например, электромобили и солнечные панели. В новой статье мои соавторы и я показываем, что, когда центральные власти утвердили амбициозный уровень новых патентов (это стандартный индикатор инноваций), местные чиновники начали искусственно завышать их число, поощряя регистрацию «мусорных» патентов. В результате доля по-настоящему новаторских изобретений снизилась. Мы называем это явление «инновационной деятельностью с низкой производительностью».
HOLIDAY SALE: PS for less than $0.7 per week
At a time when democracy is under threat, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided. Subscribe now and save $50 on a new subscription.
Subscribe Now
Хотя Китай поразительно эффективен в быстрой организации масштабного выпуска продукции, этот подход приводит к значительным пустым затратам. Главный пример здесь – электромобили: в Китае более 450 автозаводов, но мощности одной трети из них используются менее чем на 20%. Со временем большинство из них, скорее всего, обанкротятся, а отрасль консолидируется вокруг нескольких гигантов, подобных BYD.
Впрочем, у этого метода есть и плюсы. Центральное руководство готово мириться с неэффективностью и потерями, если в итоге всё же появляются «чемпионы». Местные власти используют все возможные трюки, чтобы поддержать новые отрасли – от комбинации венчурного капитала с госинвестициями до привлечения талантливых научных кадров, которых отпугивает особый контроль США за учёными из Азии. Показательно, что в 2021 году количество учёных в Китае увеличилось более чем на 2400, в то время как в США наблюдается их чистый отток.
По сути, бюрократия адаптировала коммунистические методы «мобилизации» (их неофициально называют кампаниями «пчелиного улья») для выполнения капиталистических задач, которые ставит руководство. Ранее эта стратегия применялась к экспорту потребительских товаров, что позволяло домохозяйствам Глобального Севера получать выгоды от сверхконкуренции внутри Китая, благодаря которой появлялся дешёвый китайский импорт. Но затем эта стратегия переориентировалась на развитие передовой промышленности и чистой энергетики, то есть тех отраслей, в которых США и Евросоюз намерены достичь доминирования с помощью мер промышленной политики.
Да, даже самые жёсткие критики Си Цзиньпина не стали бы осуждать его амбициозную цель: избавить Китай от прежней модели роста и содействовать высокотехнологичным инновациям. Все страны мечтают двигаться в этом направлении. Однако старая и новая экономика глубоко взаимосвязаны; и, если старая экономика ослабеет слишком быстро, это неизбежно затормозит рост новой. Об этом свидетельствует спад на рынке недвижимости, уничтожающий рабочие места и благосостояние домохозяйств и заставляющий потребителей сокращать расходы. В результате производителям приходится экспортировать нераспроданную продукцию, в том числе электромобили, что усугубляет торговые противоречия с США и другими странами, которые обвиняют Китай в демпинге: китайская проблема перепроизводства решается за счёт рынков этих стран.
Реалистично говоря, новая экономика Китая не сможет вырасти достаточно быстро, чтобы уже в ближайшее время заменить старую. Проблема усугубляется сокращением рабочих мест из-за технического прогресса, например, появления промышленных роботов и беспилотных автомобилей; здесь Китай достиг значительных успехов. Однако прирост производительности обычно выгоден лишь молодым, технически грамотным работникам, а не рабочим в возрасте.
Переход к экономике высоких технологий, как правило, требует уверенного роста ВВП и здоровых государственных финансов, чтобы власти могли вкладываться в промышленную политику, заниматься переподготовкой работников, предоставлять социальную защиту тем, кто остался позади. Без этой поддержки начавшийся переход может усилить социальное и экономическое неравенство.
Между тем Китай ускоряет переход к передовым технологиям в разгар экономического спада и долгового кризиса у местных органов власти. В новейшей истории это беспрецедентно. Когда в 1990-е годы в Японии началась продолжительная экономическая стагнация, эта страна не стала усиливать господдержку инноваций.
Чтобы гарантировать успех этого структурного сдвига, Си должен объяснить важность поддержки менее гламурных частей старой экономики и предоставления рабочих мест или помощи увольняемым. Без таких инструкций чиновники будут и дальше отдавать приоритет отраслям, усугубляющим торговые противоречия Китая с Западом, а не традиционным отраслям, на долю которых до сих пор приходится основная часть китайской экономики.
Идея «китайского пика» не учитывает парадоксальную траекторию страны. Делая акцент лишь на слабостях Китая, она усиливает страхи, что китайское руководство готово к военным рискам, а США должны этому противодействовать. Как предупреждал Райан Хасс, такие риски создают порочный круг взаимной враждебности.
Итак, Китай в упадке? Ответ: и да, и нет. Темпы роста ВВП замедляются, но Китай движется к зелёной, высокотехнологичной экономике, и у него по-прежнему второй по размерам потребительский рынок в мире.
Однако страна столкнулась с серьёзными экономическими трудностями, а потребители затягивают пояса потуже, поэтому инвесторы должны адаптироваться к новой реальности, а торговые партнеры – диверсифицировать риски.
Прогнозы скорого краха китайской экономики являются преувеличением. Судя по истории, единственное, что может действительно дестабилизировать этот режим – вакуум власти на самом верху.