ЛОНДОН – Чрезвычайная ситуация с климатом требует ответных действий, которые трудны для всех, но особенно для стран, чья экономика зависит от добычи или переработки нефти. Благодаря декарбонизации, у многих стран появляется возможность начать зелёную промышленную революцию. Но чем больше государств будут выбирать этот путь к будущему процветанию, тем меньше будет стоимость активов, технологий и мощностей в секторе ископаемого топлива. Это поставит под угрозу рабочие места, экспортные доходы, а также промышленные инновации в тех странах, где в экономике доминирует нефть.
В числе таких стран Норвегия, которая занимает третье место в мире по объёмам экспорта природного газа. Её ситуация уникальна. Хотя структура промышленности и инвестиций в Норвегии сильно перекошена в сторону углеродоёмких отраслей (в 2019 году на долю углеводородов приходилось 36% всего экспорта), страна почти полностью удовлетворяет свою потребность в электроэнергии из возобновляемых источников (гидроэнергетика). И поэтому норвежская экономика выглядит вполне созревшей для зелёного промышленного перехода; есть лишь одно «но»: падение мирового спроса на ископаемое топливо может привести к остановке главного мотора её роста.
Углеродная ловушка в Норвегии является симптомом «голландской болезни», когда ценой успеха одного доминирующего сектора становится ущерб для почти всех остальных отраслей. Размеры инвестиций в углеводороды значительно превышают размеры инвестиций в другие отрасли экономики, поэтому сектор, связанный с ископаемый топливом, привлекает наиболее профессиональные кадры. А невероятная прибыльность нефтегазового сектора приводит к росту цен и зарплат во всей экономике, создавая трудности для экспортёров другой продукции.
В результате Норвегия оказалась в числе проигравших стран ОЭСР, у которых с конца 1990-х годов больше всего сократилась доля на международных рынках неэнергетического экспорта. На протяжении последнего десятилетия торговый дефицит страны (без учёта нефти) постоянно растёт, а доля её промышленного сектора в экономике сократилась до половины от аналогичного показателя в других скандинавских странах.
Ситуация усугубляется тем, что, согласно новейшим прогнозам статистического ведомства Норвегии (Statistics Norway), инвестиции в топливно-энергетический сектор Норвегии в ближайшее десятилетие будут снижаться. Если в минувшем десятилетии ежегодные инвестиции в этот сектор составляли в среднем более 170 млрд норвежских крон (около $20 млрд), то в период 2025-2034 годов эта цифра, как ожидается, упадёт до 60 млрд крон, причём даже без каких-либо специальных мер по ограничению использования нефти.
Очевидно, что Норвегии нужна новая промышленная стратегия. В нашем новом докладе мы объясняем, как эта страна могла бы использовать технические и финансовые ресурсы нефтяного сектора для превращения в «зелёного гиганта». Впрочем, поэтапный отказ от добычи нефти и движение в «зелёном» направлении не начнутся сами по себе. Эта задача требует смелых – и при этом тщательно откалиброванных – действий госсектора. Правительство, конечно, не сможет управлять этим процессом на микроуровне, потому что такой подход приведёт к удушению инноваций, но в то же время оно не может доверить выполнение всей этой работы исключительно рынку.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Вместо этого, правительству следует определить ясное направление развитие, осуществляя высокорискованные инвестиции на ранних стадиях. Это позволит позднее привлечь частный сектор: те, кто готов инвестировать и заниматься инновациями, смогут рассчитывать на доход. В норвежском случае зелёная промышленная стратегия должна предусматривать перенаправление значительных финансовых ресурсов государства на инвестиции в создание новой, отечественной промышленной базы, ориентированной на технологии зелёной энергетики.
Начать с того, что Норвегии ещё только предстоит направить на финансирование перехода к зелёной экономике (как в самой стране, так и за её пределами) ресурсы своего национального фонда благосостояния, кстати, крупнейшего в мире. Более того, норвежский «Глобальный государственный пенсионный фонд» (Statens Pensjonsfond Utland, сокращённо SPU) является одним из крупнейших инвесторов в едва ли не самые разрушительные в мире углеводородные проекты, которые планируются или уже реализуются. Эксперты предупреждают, что реализация всего лишь 12 из всех этих проектов уже приведёт к исчерпанию оставшегося у мира углеродного бюджета на две трети, тем самым невероятно затруднив сдерживание глобального потепления на уровне 1,5° по Цельсию.
Фонд SPU работает сегодня в рамках бюджетных правил, которые требуют, чтобы его нефтяные доходы перечислялись в специальный нефтяной фонд, а затем инвестировались за рубежом. Полученный доход затем постепенно используется в норвежской экономике среднегодовыми темпами 3% от суммы активов фонда. Поскольку ожидаемая среднегодовая доходность фонда равна 3%, такими темпами его можно использовать бесконечно.
Это политически изобретательное решение доказало свою эффективность в сдерживании инфляционного давления, создаваемого добычей нефти, и одновременно обеспечило правительству дополнительный источник доходов. Но сегодня Норвегии необходимо долгосрочное, терпеливое финансирование для диверсификации экономики. Поскольку нынешние бюджетные правила позволяют осуществлять крупные государственные инвестиции вне рамок обычного государственного бюджета, они усугубляют голландскую болезнь в стране, создавая зависимость от нефтяного пути развития.
Так не должно быть. Фонд SPU можно было бы превратить в мощного, ориентированного на выполнение миссии инвестора с присутствием как внутри страны, так и на мировой арене. Вместо того чтобы использовать нефтяные доходы для рекапитализации нефтяного фонда, данные денежные потоки можно было направить в новый, государственный Зелёный инвестиционный банк, чья деятельность будет скоординирована с деятельностью других государственных фондов и агентств, работающих над переходом к зелёной экономике.
Инновационная система в Норвегии отличается значительной долей государственной собственности. Примечательно, что норвежскому государству принадлежит 67% ведущей нефтяной компании страны Equinor (ранее Statoil). Но хотя принадлежащие государству норвежские компании когда-то сыграли ключевую роль в создании (с нуля) системы промышленных инноваций в нефтяной отрасли, они не смогли вновь сыграть такую же роль сегодня и возглавить «зелёный переход». Вместо реинвестиций доходов в возобновляемую энергетику, Equinor объявила в 2019 году, что до 2022 года потратит $5 млрд на обратный выкуп собственных акций.
Шок Covid-19 продемонстрировал риски, связанные с излишней зависимостью от волатильных рынков энергоресурсов. Если датский энергогигант Ørsted сумел проигнорировать пандемию и продолжить начатый десять лет назад переход к возобновляемой энергетике, то компании Equinor пришлось снизить дивиденды и увеличить долговую нагрузку ради выполнения обязательств перед акционерами в условия недостаточности доходов.
Подобно своему аналогу в Дании, компания Equinor должна стать энергетическим гигантом, ориентированным на выполнение миссии. Это означает, что нужно устранить давление на её менеджмент, которому приходится думать о распределении прибыли между акционерами, а для этого следует восстановить полностью государственный статус компании, которая сосредоточится на экономическом будущем страны.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
In the United States and Europe, immigration tends to divide people into opposing camps: those who claim that newcomers undermine economic opportunity and security for locals, and those who argue that welcoming migrants and refugees is a moral and economic imperative. How should one make sense of a debate that is often based on motivated reasoning, with emotion and underlying biases affecting the selection and interpretation of evidence?
To maintain its position as a global rule-maker and avoid becoming a rule-taker, the United States must use the coming year to promote clarity and confidence in the digital-asset market. The US faces three potential paths to maintaining its competitive edge in crypto: regulation, legislation, and designation.
urges policymakers to take decisive action and set new rules for the industry in 2024.
The World Trade Organization’s most recent ministerial conference concluded with a few positive outcomes demonstrating that meaningful change is possible, though there were some disappointments. A successful agenda of reforms will require more members – particularly emerging markets and developing economies – to take the lead.
writes that meaningful change will come only when members other than the US help steer the organization.
ЛОНДОН – Чрезвычайная ситуация с климатом требует ответных действий, которые трудны для всех, но особенно для стран, чья экономика зависит от добычи или переработки нефти. Благодаря декарбонизации, у многих стран появляется возможность начать зелёную промышленную революцию. Но чем больше государств будут выбирать этот путь к будущему процветанию, тем меньше будет стоимость активов, технологий и мощностей в секторе ископаемого топлива. Это поставит под угрозу рабочие места, экспортные доходы, а также промышленные инновации в тех странах, где в экономике доминирует нефть.
В числе таких стран Норвегия, которая занимает третье место в мире по объёмам экспорта природного газа. Её ситуация уникальна. Хотя структура промышленности и инвестиций в Норвегии сильно перекошена в сторону углеродоёмких отраслей (в 2019 году на долю углеводородов приходилось 36% всего экспорта), страна почти полностью удовлетворяет свою потребность в электроэнергии из возобновляемых источников (гидроэнергетика). И поэтому норвежская экономика выглядит вполне созревшей для зелёного промышленного перехода; есть лишь одно «но»: падение мирового спроса на ископаемое топливо может привести к остановке главного мотора её роста.
Углеродная ловушка в Норвегии является симптомом «голландской болезни», когда ценой успеха одного доминирующего сектора становится ущерб для почти всех остальных отраслей. Размеры инвестиций в углеводороды значительно превышают размеры инвестиций в другие отрасли экономики, поэтому сектор, связанный с ископаемый топливом, привлекает наиболее профессиональные кадры. А невероятная прибыльность нефтегазового сектора приводит к росту цен и зарплат во всей экономике, создавая трудности для экспортёров другой продукции.
В результате Норвегия оказалась в числе проигравших стран ОЭСР, у которых с конца 1990-х годов больше всего сократилась доля на международных рынках неэнергетического экспорта. На протяжении последнего десятилетия торговый дефицит страны (без учёта нефти) постоянно растёт, а доля её промышленного сектора в экономике сократилась до половины от аналогичного показателя в других скандинавских странах.
Ситуация усугубляется тем, что, согласно новейшим прогнозам статистического ведомства Норвегии (Statistics Norway), инвестиции в топливно-энергетический сектор Норвегии в ближайшее десятилетие будут снижаться. Если в минувшем десятилетии ежегодные инвестиции в этот сектор составляли в среднем более 170 млрд норвежских крон (около $20 млрд), то в период 2025-2034 годов эта цифра, как ожидается, упадёт до 60 млрд крон, причём даже без каких-либо специальных мер по ограничению использования нефти.
Очевидно, что Норвегии нужна новая промышленная стратегия. В нашем новом докладе мы объясняем, как эта страна могла бы использовать технические и финансовые ресурсы нефтяного сектора для превращения в «зелёного гиганта». Впрочем, поэтапный отказ от добычи нефти и движение в «зелёном» направлении не начнутся сами по себе. Эта задача требует смелых – и при этом тщательно откалиброванных – действий госсектора. Правительство, конечно, не сможет управлять этим процессом на микроуровне, потому что такой подход приведёт к удушению инноваций, но в то же время оно не может доверить выполнение всей этой работы исключительно рынку.
Subscribe to PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Вместо этого, правительству следует определить ясное направление развитие, осуществляя высокорискованные инвестиции на ранних стадиях. Это позволит позднее привлечь частный сектор: те, кто готов инвестировать и заниматься инновациями, смогут рассчитывать на доход. В норвежском случае зелёная промышленная стратегия должна предусматривать перенаправление значительных финансовых ресурсов государства на инвестиции в создание новой, отечественной промышленной базы, ориентированной на технологии зелёной энергетики.
Начать с того, что Норвегии ещё только предстоит направить на финансирование перехода к зелёной экономике (как в самой стране, так и за её пределами) ресурсы своего национального фонда благосостояния, кстати, крупнейшего в мире. Более того, норвежский «Глобальный государственный пенсионный фонд» (Statens Pensjonsfond Utland, сокращённо SPU) является одним из крупнейших инвесторов в едва ли не самые разрушительные в мире углеводородные проекты, которые планируются или уже реализуются. Эксперты предупреждают, что реализация всего лишь 12 из всех этих проектов уже приведёт к исчерпанию оставшегося у мира углеродного бюджета на две трети, тем самым невероятно затруднив сдерживание глобального потепления на уровне 1,5° по Цельсию.
Фонд SPU работает сегодня в рамках бюджетных правил, которые требуют, чтобы его нефтяные доходы перечислялись в специальный нефтяной фонд, а затем инвестировались за рубежом. Полученный доход затем постепенно используется в норвежской экономике среднегодовыми темпами 3% от суммы активов фонда. Поскольку ожидаемая среднегодовая доходность фонда равна 3%, такими темпами его можно использовать бесконечно.
Это политически изобретательное решение доказало свою эффективность в сдерживании инфляционного давления, создаваемого добычей нефти, и одновременно обеспечило правительству дополнительный источник доходов. Но сегодня Норвегии необходимо долгосрочное, терпеливое финансирование для диверсификации экономики. Поскольку нынешние бюджетные правила позволяют осуществлять крупные государственные инвестиции вне рамок обычного государственного бюджета, они усугубляют голландскую болезнь в стране, создавая зависимость от нефтяного пути развития.
Так не должно быть. Фонд SPU можно было бы превратить в мощного, ориентированного на выполнение миссии инвестора с присутствием как внутри страны, так и на мировой арене. Вместо того чтобы использовать нефтяные доходы для рекапитализации нефтяного фонда, данные денежные потоки можно было направить в новый, государственный Зелёный инвестиционный банк, чья деятельность будет скоординирована с деятельностью других государственных фондов и агентств, работающих над переходом к зелёной экономике.
Инновационная система в Норвегии отличается значительной долей государственной собственности. Примечательно, что норвежскому государству принадлежит 67% ведущей нефтяной компании страны Equinor (ранее Statoil). Но хотя принадлежащие государству норвежские компании когда-то сыграли ключевую роль в создании (с нуля) системы промышленных инноваций в нефтяной отрасли, они не смогли вновь сыграть такую же роль сегодня и возглавить «зелёный переход». Вместо реинвестиций доходов в возобновляемую энергетику, Equinor объявила в 2019 году, что до 2022 года потратит $5 млрд на обратный выкуп собственных акций.
Шок Covid-19 продемонстрировал риски, связанные с излишней зависимостью от волатильных рынков энергоресурсов. Если датский энергогигант Ørsted сумел проигнорировать пандемию и продолжить начатый десять лет назад переход к возобновляемой энергетике, то компании Equinor пришлось снизить дивиденды и увеличить долговую нагрузку ради выполнения обязательств перед акционерами в условия недостаточности доходов.
Подобно своему аналогу в Дании, компания Equinor должна стать энергетическим гигантом, ориентированным на выполнение миссии. Это означает, что нужно устранить давление на её менеджмент, которому приходится думать о распределении прибыли между акционерами, а для этого следует восстановить полностью государственный статус компании, которая сосредоточится на экономическом будущем страны.