ПАРИЖ – Что случилось с «Арабской весной»? Когда по Тунису, Египту и Ливии прокатились демонстрации, в конце концов приведшие к падению трех старых, обветшавших диктатур, никто не знал, какие силы, институты и процедуры возникнут из требований демократии, провозглашаемых протестующими. И, тем не менее, несмотря на беспрецедентную и непредвиденную природу событий, – или, возможно, именно вследствие нее – надежды были велики.
Последующие события недвусмысленно указывают на то, что все и так знали (или должны были знать): смена режима – это вовсе не просто. Ни одна из трех стран пока что не нашла стабильного институционального решения, которое бы смягчало внутренние противоречия и эффективно удовлетворяло запросы народа.
Другие страны региона, в том числе Йемен и некоторые страны Персидского залива, также пережили потрясения различной силы. Сектантское насилие вновь захлестывает Ирак, в то время как в Сирии все чаще случаются столкновения между различными фракциями противников режима, в ходе которых исламисты стремятся захватить руководящие позиции, не дожидаясь политической трансформации, которая должна произойти при падении правительства. Даже в Марокко король, имеющий абсолютную власть как Повелитель правоверных, был вынужден под давлением мощного общественного возмущения предпринять действия, направленные на включение исламских деятелей в политическую жизнь.
Аналогично, развитие событий в двух державах региона, не относящихся к арабскому миру, указывает на то, что ни одна из них не защищена от нестабильности. В Турции недавние протесты показали рост недовольства чрезмерной властью премьер-министра Реджепа Тайипа Эрдогана и его социальной политикой, разжигающей межрелигиозную рознь. В Иране значительная часть среднего класса на июньских президентских выборах поддержала самого умеренного из кандидатов, приемлемых для исламских вождей страны.
В основе хронической нестабильности в регионе лежит несколько факторов. Один из них – низкий уровень развития. Хотя благодаря нефти некоторые президенты и принцы сказочно обогатились, остальное население мало что получило от этого. Многие люди голодают, и именно бедность и неравенство во многом являются причиной мобилизации народных масс в регионе.
Но политический расклад, стоящий за протестами в регионе, отражает также и растущее неприятие диктатуры и произвола. Несмотря на то что в этих странах отсутствуют традиции открытого выражения оппозиционных взглядов, благодаря глобализации всем стало ясно, что для экономического развития требуется смена режима.
Secure your copy of PS Quarterly: The Climate Crucible
The newest issue of our magazine, PS Quarterly: The Climate Crucible, is here. To gain digital access to all of the magazine’s content, and receive your print copy, subscribe to PS Premium now.
Subscribe Now
Наконец, ислам как политическая сила является участником всех конфликтов региона, и его не следует рассматривать – как это часто делают – в отрыве от экономических бедствий этих стран. Попросту говоря, ислам – одна из великих религий мира, которую исповедует почти четверть человечества – упустил подходящий момент для экономического взлета.
Легкого способа преодолеть отсталость, не бросая при этом вызов традиционному образу жизни, обычаям и социальным отношениям, не существует. В самом деле, религии не особенно сопротивляются необходимости экономических перемен.
Для евреев, из-за отсутствия своей страны, развитие произошло в диаспоре, вместе с гражданским освобождением в Европе, вызвавшим к жизни реформаторские движения, направленные на примирение веры с современностью. Да и христианство, будь то католицизм или православие, столетиями препятствовало экономическому развитию, пока реформисты внутри церкви не пересмотрели теологические положения в отношении денег и банковской деятельности, природы прогресса, а также науки и техники. Не случайно религиозные реформы в скандинавских странах, Германии, Англии, Нидерландах и США положили начало современному глобальному капитализму.
Эта динамика распространяется даже на официально атеистический Китай. Ортодоксальный коммунизм, эта безупречная светская имитация религии, в первую очередь пал жертвой экономического развития, как только Китай запустил рыночные реформы в 1979 году.
Не проведя у себя промышленной революции, аналогичной западной, мусульмане (и особенно арабы) испытали многочисленные унижения и частичную колонизацию на протяжении последних двух столетий. В наследство от тех времен остались обиды, стыд и гнев, и отчасти именно этим обусловлены нынешние беды региона.
Действительно, некоторые уличные демонстрации не оставляют сомнения в том, что многие люди вовсе отходят от религии. Это столь же заметно в Египте и Тунисе, как и в Турции. Но суровая реальность исламского мира состоит в том, что во время всеобщей неопределенности голос традиционалистских сил обычно звучит громче и слышен лучше, чем голос тех, кто выступает за перемены.
Мир в этом огромном и важнейшем в стратегическом смысле регионе – а значит, и во всем мире – возможен только в том случае, если его страны, несмотря на беспорядки, смогут защитить себя от идеологического экстремизма и политических эксцессов. В странах Запада, – современная цивилизация которого выросла из религиозного несогласия, вначале встреченного насилием со стороны инквизиции и поборников контрреформации, – должны совершенно ясно понимать, насколько это важно. Если ислам, особенно на Ближнем Востоке, встанет на тот же путь, долгосрочная нестабильность в регионе практически гарантирована. Взаимопонимание – единственный способ смягчить последствия.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
If UK Chancellor of the Exchequer Rachel Reeves tried to meet all the political demands that have been placed on her, her budget would likely result in disappointing growth and financial instability. Instead, the new government's first budget should be judged according to four longer-term criteria.
lists four criteria for assessing the chancellor's attempt to meet a long list of unrealistic demands.
At COP16 in Colombia this month, delegates from nearly 200 countries will discuss how to accelerate action to protect 30% of the planet’s land and maritime areas by 2030. Central to that goal will be unlocking more investment through public-private partnerships, de-risking mechanisms, and other innovative strategies.
points out that biodiversity loss and ecosystem damage jeopardize all other global development goals.
ПАРИЖ – Что случилось с «Арабской весной»? Когда по Тунису, Египту и Ливии прокатились демонстрации, в конце концов приведшие к падению трех старых, обветшавших диктатур, никто не знал, какие силы, институты и процедуры возникнут из требований демократии, провозглашаемых протестующими. И, тем не менее, несмотря на беспрецедентную и непредвиденную природу событий, – или, возможно, именно вследствие нее – надежды были велики.
Последующие события недвусмысленно указывают на то, что все и так знали (или должны были знать): смена режима – это вовсе не просто. Ни одна из трех стран пока что не нашла стабильного институционального решения, которое бы смягчало внутренние противоречия и эффективно удовлетворяло запросы народа.
Другие страны региона, в том числе Йемен и некоторые страны Персидского залива, также пережили потрясения различной силы. Сектантское насилие вновь захлестывает Ирак, в то время как в Сирии все чаще случаются столкновения между различными фракциями противников режима, в ходе которых исламисты стремятся захватить руководящие позиции, не дожидаясь политической трансформации, которая должна произойти при падении правительства. Даже в Марокко король, имеющий абсолютную власть как Повелитель правоверных, был вынужден под давлением мощного общественного возмущения предпринять действия, направленные на включение исламских деятелей в политическую жизнь.
Аналогично, развитие событий в двух державах региона, не относящихся к арабскому миру, указывает на то, что ни одна из них не защищена от нестабильности. В Турции недавние протесты показали рост недовольства чрезмерной властью премьер-министра Реджепа Тайипа Эрдогана и его социальной политикой, разжигающей межрелигиозную рознь. В Иране значительная часть среднего класса на июньских президентских выборах поддержала самого умеренного из кандидатов, приемлемых для исламских вождей страны.
В основе хронической нестабильности в регионе лежит несколько факторов. Один из них – низкий уровень развития. Хотя благодаря нефти некоторые президенты и принцы сказочно обогатились, остальное население мало что получило от этого. Многие люди голодают, и именно бедность и неравенство во многом являются причиной мобилизации народных масс в регионе.
Но политический расклад, стоящий за протестами в регионе, отражает также и растущее неприятие диктатуры и произвола. Несмотря на то что в этих странах отсутствуют традиции открытого выражения оппозиционных взглядов, благодаря глобализации всем стало ясно, что для экономического развития требуется смена режима.
Secure your copy of PS Quarterly: The Climate Crucible
The newest issue of our magazine, PS Quarterly: The Climate Crucible, is here. To gain digital access to all of the magazine’s content, and receive your print copy, subscribe to PS Premium now.
Subscribe Now
Наконец, ислам как политическая сила является участником всех конфликтов региона, и его не следует рассматривать – как это часто делают – в отрыве от экономических бедствий этих стран. Попросту говоря, ислам – одна из великих религий мира, которую исповедует почти четверть человечества – упустил подходящий момент для экономического взлета.
Легкого способа преодолеть отсталость, не бросая при этом вызов традиционному образу жизни, обычаям и социальным отношениям, не существует. В самом деле, религии не особенно сопротивляются необходимости экономических перемен.
Для евреев, из-за отсутствия своей страны, развитие произошло в диаспоре, вместе с гражданским освобождением в Европе, вызвавшим к жизни реформаторские движения, направленные на примирение веры с современностью. Да и христианство, будь то католицизм или православие, столетиями препятствовало экономическому развитию, пока реформисты внутри церкви не пересмотрели теологические положения в отношении денег и банковской деятельности, природы прогресса, а также науки и техники. Не случайно религиозные реформы в скандинавских странах, Германии, Англии, Нидерландах и США положили начало современному глобальному капитализму.
Эта динамика распространяется даже на официально атеистический Китай. Ортодоксальный коммунизм, эта безупречная светская имитация религии, в первую очередь пал жертвой экономического развития, как только Китай запустил рыночные реформы в 1979 году.
Свои реформисты есть и в исламе. Возьмем, к примеру, миссию выдающегося египетского ученого Рифаа ат-Тахтави, которого Мухаммед Али послал в 1826 году в Европу, чтобы узнать больше о западной цивилизации и попытаться наладить взаимопонимание между нею и исламом. Но в арабском мире, везде без исключения, реформистов сажали в тюрьмы, убивали или лишали всякого политического влияния.
Не проведя у себя промышленной революции, аналогичной западной, мусульмане (и особенно арабы) испытали многочисленные унижения и частичную колонизацию на протяжении последних двух столетий. В наследство от тех времен остались обиды, стыд и гнев, и отчасти именно этим обусловлены нынешние беды региона.
Действительно, некоторые уличные демонстрации не оставляют сомнения в том, что многие люди вовсе отходят от религии. Это столь же заметно в Египте и Тунисе, как и в Турции. Но суровая реальность исламского мира состоит в том, что во время всеобщей неопределенности голос традиционалистских сил обычно звучит громче и слышен лучше, чем голос тех, кто выступает за перемены.
Мир в этом огромном и важнейшем в стратегическом смысле регионе – а значит, и во всем мире – возможен только в том случае, если его страны, несмотря на беспорядки, смогут защитить себя от идеологического экстремизма и политических эксцессов. В странах Запада, – современная цивилизация которого выросла из религиозного несогласия, вначале встреченного насилием со стороны инквизиции и поборников контрреформации, – должны совершенно ясно понимать, насколько это важно. Если ислам, особенно на Ближнем Востоке, встанет на тот же путь, долгосрочная нестабильность в регионе практически гарантирована. Взаимопонимание – единственный способ смягчить последствия.