В каждой войне есть победители и проигравшие. Саддам Хусейн -- мертвый или в бегах -- потерпел, несомненно, самое крупное поражение в иракской войне. Но Германия тоже многое потеряла, включая большую часть американских войск, которые теперь, как сообщают, будут развертываться на базах в других странах. Несмотря на объявление планов о создании европейской армии вместе с Францией, Бельгией и Люксембургом, Германия сейчас имеет меньший вес в европейской и мировой политике, чем это было до иракской войны. Оправиться от такого урона будет нелегко.
Иракская война задела каждый аспект международного положения Германии. Страна больше не может играть роль трансатлантического посредника между Францией и Америкой. Она может забыть о поддержке со стороны США своей кампании по получению постоянного места в Совете Безопасности ООН. Вместо того чтобы вырабатывать «третий путь» для Европы вместе с британским премьер-министром Тони Блэром, канцлер Герхард Шредер вынужден теперь просить Блэра выступить в свою защиту перед президентом Джорджем Бушем, который чувствует себя лично преданным поведением канцлера в преддверии войны.
В посткоммунистической Восточной Европе Германия больше не воспринимается как абсолютно надежный защитник интересов региона. Многосторонние институты, на которые опиралась внешняя политика Германии на протяжении почти полувека, ослабели: надежды Европейского Союза на общую внешнюю политику, а также политику в области безопасности и обороны, подвергаются серьезному риску.
С точки зрения Америки гибкие добровольные ad hoc (созданные специально для данного случая) коалиции оказались более полезными, чем учрежденный альянс НАТО, где Германия вела борьбу за то, чтобы отказать Турции в ее просьбе о поддержке. Даже ООН - организация, которую Шредер, по общему мнению, защищал, - была ослаблена его беспомощностью.
Но самое главное в этом деле - это ухудшение отношений между Германией и Америкой. Германия здесь вовсе не единственный «грешник», поскольку дипломатия США в отношении Ирака зачастую была грубой и напыщенной. Тем не менее, указание на ошибки других не поможет реабилитировать положение Германии.
Германо-американским отношениям был нанесен сильный удар, когда Шредер подбросил поленья в костер пацифистских настроений, пылавший в то время в стране. Делая это, он пытался отвлечь внимание общественности от низких темпов экономического роста и безработицы, которые угрожали его предвыборным перспективам. Но эта политическая стратегия заставила президента Буша поверить в то, что Шредер нанес ему предательский удар в спину. Страны ведут себя так же, как и люди: очень трудно восстановить однажды утраченное доверие.
Германские оппозиционные партии и большая часть истеблишмента страны, имеющая отношение к внешней политике предупреждали о том, что страна рискует оказаться в дипломатической изоляции, и поэтому Шредер присоединился к добровольной ad hoc коалиции вместе с Францией и Россией. Это еще больше усугубило ошибку, добавив к ней провал в области связи с общественностью. Многие мировые средства массовой информации в один голос называли эту коалицию «бандой троих» и «осью», словом, в котором угадывалось зловещее эхо существовавшей в годы второй мировой войны оси Германия-Италия-Япония. И не удивительно, что Польша -- подобно другим странам Центральной и Восточной Европы -- стала искать поддержку у США и Великобритании, когда ее соседи-колоссы Германия и Россия, начали заигрывать друг с другом на анти-американской почве.
Но победа в войне делает трусами тех лидеров, которые поддерживали проигравшую сторону. Поэтому после падения Багдада Шредер начал посылать сигналы примирения в Вашингтон и Лондон. Он начал усиленно приветствовать смену режима в Ираке. Во время франко-германско-российского саммита в Санкт-Петербурге он настойчиво воздерживался от критики США и Великобритании. «Я не хочу говорить о прошлом», - заявлял он неоднократно. - «Нам следует думать о том, как сделать так, чтобы военная победа пошла на пользу всему региону».
Тот факт, что президент Франции Жак Ширак в США пользуется еще меньшей популярностью, чем Шредер, служит для германских дипломатов некоторым утешением. Но оппозиция Франции в отношении политики Америки никогда не вызывала шока. В действительности, тон и тактика Ширака соответствуют христоматийным образцам поведения голлистов. В противоположность этому противостояние Германии и США было ошеломляющим -- возможно, потому, что вы все-таки должны находиться сзади, чтобы нанести удар в спину.
Помощники канцлера пытаются оправдать риторику Шредера как выражение политической зрелости страны. Они говорят, что только теперь германские лидеры могут воспользоваться неограниченным суверенитетом, полученным Германией в результате воссоединения, состоявшегося в 1990 году. Но юношеский эксперимент канцлера в зрелой дипломатии уменьшил, а не увеличил престиж Германии.
Все дело в том, что голлизм германского образца не работает. В конце концов, традиционная сдержанная внешняя политика сделала страну якорем НАТО и помогла обеспечить воссоединение. Такая дипломатическая традиция никогда не представляла собой лишь поведение в стиле «делай добро» и выписывай чеки на проведение миротворческих миссий по всему миру. Она создавала и распространяла вокруг себя стабильность посредством усиления международного управления и наднациональных структур.
Германия слишком большая страна, чтобы не претендовать на лидирующую роль в Европе. Но также можно пожелать, чтобы при этом ее не начали подозревать в преследовании гегемонистких целей. Разделение суверенитета со своими товарищами европейцами и оказание влияния посредством европейских и атлантических учреждений остается наиболее многообещающей политической стратегией Германии.
Помимо отказа от всяких претензий в голлистком стиле, еще один урок, который должна вынести Германия, заключается в том, что влияние основывается не только на мягкой «гражданской силе», но также и на жестких военных возможностях, приспособленных к новым реалиям мира новой эпохи, наступившей после окончания холодной войны. Если Германия желает увеличить свой дипломатический вес, она должна увеличить для этого свои военные расходы. Только увеличившееся относительное влияние Германии в европейской и мировой политике сможет убедить Америку зарыть свой топор войны.
В каждой войне есть победители и проигравшие. Саддам Хусейн -- мертвый или в бегах -- потерпел, несомненно, самое крупное поражение в иракской войне. Но Германия тоже многое потеряла, включая большую часть американских войск, которые теперь, как сообщают, будут развертываться на базах в других странах. Несмотря на объявление планов о создании европейской армии вместе с Францией, Бельгией и Люксембургом, Германия сейчас имеет меньший вес в европейской и мировой политике, чем это было до иракской войны. Оправиться от такого урона будет нелегко.
Иракская война задела каждый аспект международного положения Германии. Страна больше не может играть роль трансатлантического посредника между Францией и Америкой. Она может забыть о поддержке со стороны США своей кампании по получению постоянного места в Совете Безопасности ООН. Вместо того чтобы вырабатывать «третий путь» для Европы вместе с британским премьер-министром Тони Блэром, канцлер Герхард Шредер вынужден теперь просить Блэра выступить в свою защиту перед президентом Джорджем Бушем, который чувствует себя лично преданным поведением канцлера в преддверии войны.
В посткоммунистической Восточной Европе Германия больше не воспринимается как абсолютно надежный защитник интересов региона. Многосторонние институты, на которые опиралась внешняя политика Германии на протяжении почти полувека, ослабели: надежды Европейского Союза на общую внешнюю политику, а также политику в области безопасности и обороны, подвергаются серьезному риску.
С точки зрения Америки гибкие добровольные ad hoc (созданные специально для данного случая) коалиции оказались более полезными, чем учрежденный альянс НАТО, где Германия вела борьбу за то, чтобы отказать Турции в ее просьбе о поддержке. Даже ООН - организация, которую Шредер, по общему мнению, защищал, - была ослаблена его беспомощностью.
Но самое главное в этом деле - это ухудшение отношений между Германией и Америкой. Германия здесь вовсе не единственный «грешник», поскольку дипломатия США в отношении Ирака зачастую была грубой и напыщенной. Тем не менее, указание на ошибки других не поможет реабилитировать положение Германии.
Германо-американским отношениям был нанесен сильный удар, когда Шредер подбросил поленья в костер пацифистских настроений, пылавший в то время в стране. Делая это, он пытался отвлечь внимание общественности от низких темпов экономического роста и безработицы, которые угрожали его предвыборным перспективам. Но эта политическая стратегия заставила президента Буша поверить в то, что Шредер нанес ему предательский удар в спину. Страны ведут себя так же, как и люди: очень трудно восстановить однажды утраченное доверие.
SPRING SALE: Save 40% on all new Digital or Digital Plus subscriptions
Subscribe now to gain greater access to Project Syndicate – including every commentary and our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – starting at just $49.99.
Subscribe Now
Германские оппозиционные партии и большая часть истеблишмента страны, имеющая отношение к внешней политике предупреждали о том, что страна рискует оказаться в дипломатической изоляции, и поэтому Шредер присоединился к добровольной ad hoc коалиции вместе с Францией и Россией. Это еще больше усугубило ошибку, добавив к ней провал в области связи с общественностью. Многие мировые средства массовой информации в один голос называли эту коалицию «бандой троих» и «осью», словом, в котором угадывалось зловещее эхо существовавшей в годы второй мировой войны оси Германия-Италия-Япония. И не удивительно, что Польша -- подобно другим странам Центральной и Восточной Европы -- стала искать поддержку у США и Великобритании, когда ее соседи-колоссы Германия и Россия, начали заигрывать друг с другом на анти-американской почве.
Но победа в войне делает трусами тех лидеров, которые поддерживали проигравшую сторону. Поэтому после падения Багдада Шредер начал посылать сигналы примирения в Вашингтон и Лондон. Он начал усиленно приветствовать смену режима в Ираке. Во время франко-германско-российского саммита в Санкт-Петербурге он настойчиво воздерживался от критики США и Великобритании. «Я не хочу говорить о прошлом», - заявлял он неоднократно. - «Нам следует думать о том, как сделать так, чтобы военная победа пошла на пользу всему региону».
Тот факт, что президент Франции Жак Ширак в США пользуется еще меньшей популярностью, чем Шредер, служит для германских дипломатов некоторым утешением. Но оппозиция Франции в отношении политики Америки никогда не вызывала шока. В действительности, тон и тактика Ширака соответствуют христоматийным образцам поведения голлистов. В противоположность этому противостояние Германии и США было ошеломляющим -- возможно, потому, что вы все-таки должны находиться сзади, чтобы нанести удар в спину.
Помощники канцлера пытаются оправдать риторику Шредера как выражение политической зрелости страны. Они говорят, что только теперь германские лидеры могут воспользоваться неограниченным суверенитетом, полученным Германией в результате воссоединения, состоявшегося в 1990 году. Но юношеский эксперимент канцлера в зрелой дипломатии уменьшил, а не увеличил престиж Германии.
Все дело в том, что голлизм германского образца не работает. В конце концов, традиционная сдержанная внешняя политика сделала страну якорем НАТО и помогла обеспечить воссоединение. Такая дипломатическая традиция никогда не представляла собой лишь поведение в стиле «делай добро» и выписывай чеки на проведение миротворческих миссий по всему миру. Она создавала и распространяла вокруг себя стабильность посредством усиления международного управления и наднациональных структур.
Германия слишком большая страна, чтобы не претендовать на лидирующую роль в Европе. Но также можно пожелать, чтобы при этом ее не начали подозревать в преследовании гегемонистких целей. Разделение суверенитета со своими товарищами европейцами и оказание влияния посредством европейских и атлантических учреждений остается наиболее многообещающей политической стратегией Германии.
Помимо отказа от всяких претензий в голлистком стиле, еще один урок, который должна вынести Германия, заключается в том, что влияние основывается не только на мягкой «гражданской силе», но также и на жестких военных возможностях, приспособленных к новым реалиям мира новой эпохи, наступившей после окончания холодной войны. Если Германия желает увеличить свой дипломатический вес, она должна увеличить для этого свои военные расходы. Только увеличившееся относительное влияние Германии в европейской и мировой политике сможет убедить Америку зарыть свой топор войны.