НЬЮ-ХЕЙВЕН – Я занимаюсь прогнозированием более 50 лет. В течение этого времени я постоянно слышал рефрен о том, что мир переживает “беспрецедентные изменения”. Эта популярная фраза часто приводила к столь же гиперболическим выводам: заявлениям с придыханием о том, что мы никогда не сталкивались с большими рисками или таким неопределенным будущим, что прогнозирование никогда не было таким сложным. Чем чаще это повторяешь, тем правдоподобнее это становится.
Признаюсь: мой хрустальный шар так часто разбивался из-за якобы беспрецедентных событий, что я сбился со счета. 1970-е годы были десятилетием чрезвычайных потрясений: за нефтяным шоком 1973 года быстро последовала “Великая инфляция” и период стагфляции, создавшие условия для первого, казалось бы, беспрецедентного этапа эпохи после Второй мировой войны. Последующая дефляция 1980-х годов позволила фильму ужасов 1970-х развернуться в обратном направлении вплоть до 1990-х годов, которые завершились Азиатским финансовым кризисом, положив начало тому, что первоначально называли первым кризисом глобализации.
Но сегодня мы вспоминаем эти эпизоды как обычные толчки, предшествующие грядущим сейсмическим потрясениям. Информационно-технологическая революция и “пузырь доткомов” конца 1990-х - начала 2000-х годов намекнули на обилие “пузырей” активов, которые поразили мировые рынки недвижимости и многие финансовые инструменты, от субстандартных ипотечных кредитов до более широких кредитных потоков и акций. Когда музыка прекратилась, возникшее в результате трансграничное и межинструментальное заражение спровоцировало глобальный финансовый кризис 2008-2009 годов – еще одно чрезвычайное потрясение для того, что в тот момент превратилось в охваченный кризисом мир.
Как раз тогда, когда все думали, что глобальные условия не могут ухудшиться, пандемия, которая случается раз в столетие, и экстремальные погодные явления, вызванные изменением климата, перевернули с ног на голову традиционное мышление, равно как и нарастающая волна протекционизма, торговые и технологические войны и потенциальное столкновение сверхдержав между Соединенными Штатами и Китаем. Добавьте к этому вспышку войны в Восточной Европе и на Ближнем Востоке, и беспрецедентное стало новой нормой. Книги о “пермакризисе” и “поликризисе” теперь входят в списки бестселлеров.
Циник во мне говорит: “Это мы уже проходили”. Но то, что я занимался прогнозированием на протяжении полувека потрясений, не означает, что у меня есть уникальное понимание того, что будет дальше. Учитывая замечание Марка Твена о том, что история часто рифмуется, я предлагаю три ключевых урока из своего опыта, чтобы попытаться понять, что может скрываться в неопределенном будущем:
Во-первых, научитесь ожидать неожиданного. Человеку свойственна авторегрессия и он всегда обращается к недавнему прошлому как к наилучшему предсказателю будущего. Директивные органы особенно склонны к такому близорукому подходу – они исправляют недостатки в системах, которые привели к последнему кризису, но никогда не задумываются о том, что может спровоцировать следующий. Например, в конце 1990-х годов азиатские экономики накопили большие резервы иностранной валюты – шаг, который помог бы предотвратить следующий Азиатский финансовый кризис, но ничего не сделали для того, чтобы остановить тот, который фактически произошел и возник в результате лопнувшего пузыря акций.
Don’t go back to school without Project Syndicate! For a limited time, we’re offering PS Digital subscriptions for just $50.
Access every new PS commentary, our suite of subscriber-exclusive content, and the full PS archive.
Subscribe Now
Во-вторых, существует несомненный переход от одной так называемой беспрецедентной эпохи к другой. Один кризис, как правило, порождает следующий. Под руководством великого Пола Волкера Федеральная резервная система США приняла жесткие меры, чтобы остановить Великую инфляцию (как и другие центральные банки). Но, несмотря на победу в войне, политики растратили мир, установив слишком низкие процентные ставки для сохранения финансовой стабильности.
Аналогичным образом, когда глобальные рынки капитала застопорились во время азиатского финансового кризиса, центральные банки обнаружили чудодейственное лекарство – практически нулевые процентные ставки. Это, в свою очередь, заложило основу для появления многочисленных пузырей активов – не только акций, но также облигаций и кредитов – которые спустя десятилетие вылились в глобальный финансовый кризис.
В-третьих, кризисы и порождаемые ими “экстраординарные” события, сегодня являются правилом, а не исключением. В последние десятилетия в среднем каждые три-четыре года происходила одна катастрофа. За латиноамериканским долговым кризисом 1982 года последовал крах фондового рынка 1987 года и кризис сбережений и займов в США в 1986-1995 годах; имплозии в Японии (1990 г.), Мексике (1995 г.) и Азии (1997 г.); практически крах хедж-фонда Long-Term Capital Management (1998 г.); крах пузыря доткомов (2000 г.); Бухгалтерский скандал Enron (2001 г.); катастрофа субстандартной ипотеки (2007 г.); кризис суверенного долга еврозоны (2010 г.), “taper tantrum”, вызванный страхом нормализации политики ФРС (2013 г.); крах китайского фондового рынка (2015 г.), торговая война между США и Китаем (2018 г.), COVID-19 (2020 г.) и деглобализация (2023 г.).
Именно на этом фоне перед прогнозистами стоит, казалось бы, невыполнимая задача предсказания будущего. Разумеется, государственные директивные органы сталкиваются с не менее серьезной проблемой: несмотря на то, что очередной кризис грядет, и, вероятно он наступит, скорее раньше, чем позже, согласование перспективной политики с ловушками крайне неопределенного будущего представляет собой функциональный эквивалент балансирования тяжелого груза на булавочной головке.
Но это вряд ли оправдывает корыстные оправдания политических ошибок или представление искаженной оценки рынка активов и экономических потрясений как неизбежных случайностей, возникающих в результате так называемых беспрецедентных обстоятельств. У меня закончилось терпение по отношению к директивным органам, руководителям компаний, и инвесторам, которые коллективно разводят руками и говорят: “Не надо меня обвинять”.
Это в значительной степени является отговоркой. Потрясения никуда не денутся, и наша задача не в том, чтобы предсказать следующее (хотя кому-то это всегда удается), а в том, чтобы сосредоточиться на устойчивости. Придерживаться политического курса, минимизируя при этом неизбежные нарушения, проще сказать, чем сделать. Но это не повод, чтобы поддаться мифу о том, что мы стали жертвами чего-то беспрецедентного.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Increasingly severe water shortages represent a human-made crisis that can be resolved through human interventions. The situation demands new thinking about the economics of this critical resource and how to manage it through mission-oriented strategies that span all levels of governance.
call attention to a global problem that demands far more attention from policymakers at all levels.
Although Kamala Harris is largely aligned with Joe Biden on many global and strategic issues, her unique worldview promises a distinct form of leadership on the international stage. Not only would US foreign policy shift under a Harris administration; it could change in highly consequential ways.
considers how the Democratic presidential nominees' views compare to Joe Biden's.
НЬЮ-ХЕЙВЕН – Я занимаюсь прогнозированием более 50 лет. В течение этого времени я постоянно слышал рефрен о том, что мир переживает “беспрецедентные изменения”. Эта популярная фраза часто приводила к столь же гиперболическим выводам: заявлениям с придыханием о том, что мы никогда не сталкивались с большими рисками или таким неопределенным будущим, что прогнозирование никогда не было таким сложным. Чем чаще это повторяешь, тем правдоподобнее это становится.
Признаюсь: мой хрустальный шар так часто разбивался из-за якобы беспрецедентных событий, что я сбился со счета. 1970-е годы были десятилетием чрезвычайных потрясений: за нефтяным шоком 1973 года быстро последовала “Великая инфляция” и период стагфляции, создавшие условия для первого, казалось бы, беспрецедентного этапа эпохи после Второй мировой войны. Последующая дефляция 1980-х годов позволила фильму ужасов 1970-х развернуться в обратном направлении вплоть до 1990-х годов, которые завершились Азиатским финансовым кризисом, положив начало тому, что первоначально называли первым кризисом глобализации.
Но сегодня мы вспоминаем эти эпизоды как обычные толчки, предшествующие грядущим сейсмическим потрясениям. Информационно-технологическая революция и “пузырь доткомов” конца 1990-х - начала 2000-х годов намекнули на обилие “пузырей” активов, которые поразили мировые рынки недвижимости и многие финансовые инструменты, от субстандартных ипотечных кредитов до более широких кредитных потоков и акций. Когда музыка прекратилась, возникшее в результате трансграничное и межинструментальное заражение спровоцировало глобальный финансовый кризис 2008-2009 годов – еще одно чрезвычайное потрясение для того, что в тот момент превратилось в охваченный кризисом мир.
Как раз тогда, когда все думали, что глобальные условия не могут ухудшиться, пандемия, которая случается раз в столетие, и экстремальные погодные явления, вызванные изменением климата, перевернули с ног на голову традиционное мышление, равно как и нарастающая волна протекционизма, торговые и технологические войны и потенциальное столкновение сверхдержав между Соединенными Штатами и Китаем. Добавьте к этому вспышку войны в Восточной Европе и на Ближнем Востоке, и беспрецедентное стало новой нормой. Книги о “пермакризисе” и “поликризисе” теперь входят в списки бестселлеров.
Циник во мне говорит: “Это мы уже проходили”. Но то, что я занимался прогнозированием на протяжении полувека потрясений, не означает, что у меня есть уникальное понимание того, что будет дальше. Учитывая замечание Марка Твена о том, что история часто рифмуется, я предлагаю три ключевых урока из своего опыта, чтобы попытаться понять, что может скрываться в неопределенном будущем:
Во-первых, научитесь ожидать неожиданного. Человеку свойственна авторегрессия и он всегда обращается к недавнему прошлому как к наилучшему предсказателю будущего. Директивные органы особенно склонны к такому близорукому подходу – они исправляют недостатки в системах, которые привели к последнему кризису, но никогда не задумываются о том, что может спровоцировать следующий. Например, в конце 1990-х годов азиатские экономики накопили большие резервы иностранной валюты – шаг, который помог бы предотвратить следующий Азиатский финансовый кризис, но ничего не сделали для того, чтобы остановить тот, который фактически произошел и возник в результате лопнувшего пузыря акций.
Don’t go back to school without Project Syndicate! For a limited time, we’re offering PS Digital subscriptions for just $50.
Access every new PS commentary, our suite of subscriber-exclusive content, and the full PS archive.
Subscribe Now
Во-вторых, существует несомненный переход от одной так называемой беспрецедентной эпохи к другой. Один кризис, как правило, порождает следующий. Под руководством великого Пола Волкера Федеральная резервная система США приняла жесткие меры, чтобы остановить Великую инфляцию (как и другие центральные банки). Но, несмотря на победу в войне, политики растратили мир, установив слишком низкие процентные ставки для сохранения финансовой стабильности.
Аналогичным образом, когда глобальные рынки капитала застопорились во время азиатского финансового кризиса, центральные банки обнаружили чудодейственное лекарство – практически нулевые процентные ставки. Это, в свою очередь, заложило основу для появления многочисленных пузырей активов – не только акций, но также облигаций и кредитов – которые спустя десятилетие вылились в глобальный финансовый кризис.
В-третьих, кризисы и порождаемые ими “экстраординарные” события, сегодня являются правилом, а не исключением. В последние десятилетия в среднем каждые три-четыре года происходила одна катастрофа. За латиноамериканским долговым кризисом 1982 года последовал крах фондового рынка 1987 года и кризис сбережений и займов в США в 1986-1995 годах; имплозии в Японии (1990 г.), Мексике (1995 г.) и Азии (1997 г.); практически крах хедж-фонда Long-Term Capital Management (1998 г.); крах пузыря доткомов (2000 г.); Бухгалтерский скандал Enron (2001 г.); катастрофа субстандартной ипотеки (2007 г.); кризис суверенного долга еврозоны (2010 г.), “taper tantrum”, вызванный страхом нормализации политики ФРС (2013 г.); крах китайского фондового рынка (2015 г.), торговая война между США и Китаем (2018 г.), COVID-19 (2020 г.) и деглобализация (2023 г.).
Именно на этом фоне перед прогнозистами стоит, казалось бы, невыполнимая задача предсказания будущего. Разумеется, государственные директивные органы сталкиваются с не менее серьезной проблемой: несмотря на то, что очередной кризис грядет, и, вероятно он наступит, скорее раньше, чем позже, согласование перспективной политики с ловушками крайне неопределенного будущего представляет собой функциональный эквивалент балансирования тяжелого груза на булавочной головке.
Но это вряд ли оправдывает корыстные оправдания политических ошибок или представление искаженной оценки рынка активов и экономических потрясений как неизбежных случайностей, возникающих в результате так называемых беспрецедентных обстоятельств. У меня закончилось терпение по отношению к директивным органам, руководителям компаний, и инвесторам, которые коллективно разводят руками и говорят: “Не надо меня обвинять”.
Это в значительной степени является отговоркой. Потрясения никуда не денутся, и наша задача не в том, чтобы предсказать следующее (хотя кому-то это всегда удается), а в том, чтобы сосредоточиться на устойчивости. Придерживаться политического курса, минимизируя при этом неизбежные нарушения, проще сказать, чем сделать. Но это не повод, чтобы поддаться мифу о том, что мы стали жертвами чего-то беспрецедентного.