ЛОНДОН – Некоторые части Европы затопило наводнением, а американский Запад страдает от жары, пожаров и засухи. Богатые страны испытывают на себе то, что хорошо известно многим развивающимся странам: изменение климата может быстро стать совершенно неуправляемым в тех случаях, когда перестаёт срабатывать наш контроль над водными потоками.
После катастроф нынешнего лета политические лидеры – от немецкого канцлера Ангелы Меркель до губернатора штата Орегон Кейт Браун – стали правильно призывать к ускорению глобальной борьбы с изменением климата. Но хотя действительно нужно срочно сокращать выбросы парниковых газов, этого недостаточно. Утрата контроля над водой в богатых странах стала свидетельством не только изменения климата, но и политического провала в более широком смысле.
В начале XX века все люди постоянно подвергались испытанию трудными климатическими явлениями. Например, американский Запад по большей части был непригоден для жизни тех, кто привык к умеренному климату. Сады долины Империал в Калифорнии ещё не появились, их богатые почвы были иссушены, превратившись в неподдающуюся пахоте корку. А города, которые сейчас расположены в пустынях этого региона (Сан-Диего, Лос-Анджелес, Лас-Вегас, Феникс), были безводными, далёкими поселениями, которые даже близко не могли поддерживать жизнь их современного населения.
Европейский ландшафт – со времён краха Западной Римской империи в V веке – тоже оставался в основном необузданным. Сегодня мы можем считать древние леса континента романтической дикой природой, но детские сказки XIX века описывали их гораздо точнее – как непроходимые, заболоченные местности, в которых обитали волки и бандиты. На протяжении столетий голландские инженеры пытались намывать земли вдоль континента, но никак не могли добиться гарантированной безопасности.
В то же время цинский Китай приобрёл мировую славу благодаря своей способности контролировать могучие реки Азии (это умение Адам Смит считал важным источником сравнительного преимущества). Однако даже Поднебесная империя оказалась не способна предотвратить повторяющиеся природные катастрофы. В начале XX века климатическая система продолжала править ландшафтом. А единственной универсальной формой «климатической адаптации» было смирение.
А затем всё изменилось. Две мировые войны и расширение политических прав усилили требования универсального благополучия. Экономический рост (нечто, сравнительно малоинтересное для элиты XIX века, которой не нужно было ни с кем делиться своим богатством) превратился в главную заботу политиков, отвечавших перед безработными и малоимущими. Надёжный доступ к водоснабжению стал политическим императивом, инструментом государственного строительства.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Большинство стран, которые могли себе такое позволить, начали менять водный ландшафт, ставя его на службу потребительской экономике и расширяющемуся политическому государству. Новые земельные проекты увеличивали площадь культивируемых земель и экономические возможности. А затем появилась гидроэнергетика – первый источник электроэнергии, который можно было масштабировать и использовать для поддержания индустриализации и массовой занятости. Реки превратились в синие чертежи развития.
По мере роста городов наводнения, которые до этого были трагическим фактом жизни, стали политически неприемлемыми. Антисанитарные условия были ликвидированы благодаря почти всеобщему доступу к снабжению чистой водой. А современный ландашфт медленно менялся, наполняясь дамбами, системами защиты от наводнений, плотинами, каналами и водохранилищами. Эти проекты всегда финансировались благодаря новой экономической силе государства и поддерживались чаяниями расширившегося электората.
Лидировала Америка, где были реализованы некоторые наиболее знаменитые проекты XX века, связанные с водой, начиная с плотин Гувера и Форт-Пек и заканчивая работой инженерных войск США в нижнем течении реки Миссисипи и проектами Администрации долины реки Теннесси.
Инвестиции в современную водную инфраструктуру стали осуществляться по всему миру, двигая вперёд изменения планетарного масштаба. В начале XX века у человечества практически не было хранилищ воды и не было практически ни одной крупной плотины; но уже к 1970-м годам построенная инфраструктура позволяла перехватить примерно пятую часть всех водных потоков на планете. Когда люди засовывали ландшафт в трубу (оставляя широкий след непреднамеренных экологических последствий), они лелеяли модернистскую мечту: наконец-то, человечество сможет полностью обезопасить себя от воздействия трудного климата.
Со временем многие жители богатых странах просто забыли обо всей этой воде, текущей за дамбами и плотинами. Давно считая непрерывный ритм жизни потребительской экономики нормой, калифорнийцы и немцы в этом году были явно потрясены агрессивным возвращением природы. Катастрофы, свидетелями которых они стали, считались просто чем-то немыслимым для зажиточных современных обществ.
От наводнений и засух регулярно страдают сотни миллионов бедняков во всём мире, но такие события редко попадают в новости (главные исключения касаются тех же богатых страны, когда, например, ураган «Катрина» разрушил бедный, населённый в основном афроамериканцами Нижний девятый район Нью-Орлеана в 2005 году). Повторяя мальтузианскую ловушку, в которой нищета считается симптомом морального провала, катастрофы, бьющие по развивающимся странам, игнорируются, поскольку считаются неизбежным результатом недостаточной развитости.
Однако водная безопасность – это не просто продукт развития и политической стабильности. Напротив, она способствует и тому, и другому. Современная экономика и стабильные политические институты были построены на обещании безопасности от негативных водных явлений и на открывающихся, благодаря этой безопасности, возможностях. И поэтому очевидное невыполнение нашими политическими институтами этого обещания создаёт прямую угрозу для общественного договора, связывающего граждан и государство.
Технические решения XX века, которые якобы были вечными, сегодня оказались неадекватными. Климатические катастрофы нынешнего века – это предвестники новых отношений с нашей окружающей средой; они поднимают вопросы, которыми нам не приходилось задаваться на протяжении жизни нескольких поколений. Каким бы нам хотелось видеть наш ландшафт? Какие риски мы способны стерпеть? Чего нам следует ожидать от государства с точки зрения экологической безопасности, и какие полномочия для этого потребуются?
Это не технические вопросы. Эти вопросы – политические, и в XXI веке они будут играть всё более важную роль.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Iran’s mass ballistic missile and drone attack on Israel last week raised anew the specter of a widening Middle East war that draws in Iran and its proxies, as well as Western countries like the United States. The urgent need to defuse tensions – starting by ending Israel’s war in Gaza and pursuing a lasting political solution to the Israeli-Palestinian conflict – is obvious, but can it be done?
The most successful development stories almost always involve major shifts in the sources of economic growth, which in turn allow economies to reinvent themselves out of necessity or by design. In China, the interplay of mounting external pressures, lagging household consumption, and falling productivity will increasingly shape China’s policy choices in the years ahead.
explains why the Chinese authorities should switch to a consumption- and productivity-led growth model.
Designing a progressive anti-violence strategy that delivers the safety for which a huge share of Latin Americans crave is perhaps the most difficult challenge facing many of the region’s governments. But it is also the most important.
urge the region’s progressives to start treating security as an essential component of social protection.
ЛОНДОН – Некоторые части Европы затопило наводнением, а американский Запад страдает от жары, пожаров и засухи. Богатые страны испытывают на себе то, что хорошо известно многим развивающимся странам: изменение климата может быстро стать совершенно неуправляемым в тех случаях, когда перестаёт срабатывать наш контроль над водными потоками.
После катастроф нынешнего лета политические лидеры – от немецкого канцлера Ангелы Меркель до губернатора штата Орегон Кейт Браун – стали правильно призывать к ускорению глобальной борьбы с изменением климата. Но хотя действительно нужно срочно сокращать выбросы парниковых газов, этого недостаточно. Утрата контроля над водой в богатых странах стала свидетельством не только изменения климата, но и политического провала в более широком смысле.
В начале XX века все люди постоянно подвергались испытанию трудными климатическими явлениями. Например, американский Запад по большей части был непригоден для жизни тех, кто привык к умеренному климату. Сады долины Империал в Калифорнии ещё не появились, их богатые почвы были иссушены, превратившись в неподдающуюся пахоте корку. А города, которые сейчас расположены в пустынях этого региона (Сан-Диего, Лос-Анджелес, Лас-Вегас, Феникс), были безводными, далёкими поселениями, которые даже близко не могли поддерживать жизнь их современного населения.
Европейский ландшафт – со времён краха Западной Римской империи в V веке – тоже оставался в основном необузданным. Сегодня мы можем считать древние леса континента романтической дикой природой, но детские сказки XIX века описывали их гораздо точнее – как непроходимые, заболоченные местности, в которых обитали волки и бандиты. На протяжении столетий голландские инженеры пытались намывать земли вдоль континента, но никак не могли добиться гарантированной безопасности.
В то же время цинский Китай приобрёл мировую славу благодаря своей способности контролировать могучие реки Азии (это умение Адам Смит считал важным источником сравнительного преимущества). Однако даже Поднебесная империя оказалась не способна предотвратить повторяющиеся природные катастрофы. В начале XX века климатическая система продолжала править ландшафтом. А единственной универсальной формой «климатической адаптации» было смирение.
А затем всё изменилось. Две мировые войны и расширение политических прав усилили требования универсального благополучия. Экономический рост (нечто, сравнительно малоинтересное для элиты XIX века, которой не нужно было ни с кем делиться своим богатством) превратился в главную заботу политиков, отвечавших перед безработными и малоимущими. Надёжный доступ к водоснабжению стал политическим императивом, инструментом государственного строительства.
Subscribe to PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Большинство стран, которые могли себе такое позволить, начали менять водный ландшафт, ставя его на службу потребительской экономике и расширяющемуся политическому государству. Новые земельные проекты увеличивали площадь культивируемых земель и экономические возможности. А затем появилась гидроэнергетика – первый источник электроэнергии, который можно было масштабировать и использовать для поддержания индустриализации и массовой занятости. Реки превратились в синие чертежи развития.
По мере роста городов наводнения, которые до этого были трагическим фактом жизни, стали политически неприемлемыми. Антисанитарные условия были ликвидированы благодаря почти всеобщему доступу к снабжению чистой водой. А современный ландашфт медленно менялся, наполняясь дамбами, системами защиты от наводнений, плотинами, каналами и водохранилищами. Эти проекты всегда финансировались благодаря новой экономической силе государства и поддерживались чаяниями расширившегося электората.
Лидировала Америка, где были реализованы некоторые наиболее знаменитые проекты XX века, связанные с водой, начиная с плотин Гувера и Форт-Пек и заканчивая работой инженерных войск США в нижнем течении реки Миссисипи и проектами Администрации долины реки Теннесси.
Инвестиции в современную водную инфраструктуру стали осуществляться по всему миру, двигая вперёд изменения планетарного масштаба. В начале XX века у человечества практически не было хранилищ воды и не было практически ни одной крупной плотины; но уже к 1970-м годам построенная инфраструктура позволяла перехватить примерно пятую часть всех водных потоков на планете. Когда люди засовывали ландшафт в трубу (оставляя широкий след непреднамеренных экологических последствий), они лелеяли модернистскую мечту: наконец-то, человечество сможет полностью обезопасить себя от воздействия трудного климата.
Со временем многие жители богатых странах просто забыли обо всей этой воде, текущей за дамбами и плотинами. Давно считая непрерывный ритм жизни потребительской экономики нормой, калифорнийцы и немцы в этом году были явно потрясены агрессивным возвращением природы. Катастрофы, свидетелями которых они стали, считались просто чем-то немыслимым для зажиточных современных обществ.
От наводнений и засух регулярно страдают сотни миллионов бедняков во всём мире, но такие события редко попадают в новости (главные исключения касаются тех же богатых страны, когда, например, ураган «Катрина» разрушил бедный, населённый в основном афроамериканцами Нижний девятый район Нью-Орлеана в 2005 году). Повторяя мальтузианскую ловушку, в которой нищета считается симптомом морального провала, катастрофы, бьющие по развивающимся странам, игнорируются, поскольку считаются неизбежным результатом недостаточной развитости.
Однако водная безопасность – это не просто продукт развития и политической стабильности. Напротив, она способствует и тому, и другому. Современная экономика и стабильные политические институты были построены на обещании безопасности от негативных водных явлений и на открывающихся, благодаря этой безопасности, возможностях. И поэтому очевидное невыполнение нашими политическими институтами этого обещания создаёт прямую угрозу для общественного договора, связывающего граждан и государство.
Технические решения XX века, которые якобы были вечными, сегодня оказались неадекватными. Климатические катастрофы нынешнего века – это предвестники новых отношений с нашей окружающей средой; они поднимают вопросы, которыми нам не приходилось задаваться на протяжении жизни нескольких поколений. Каким бы нам хотелось видеть наш ландшафт? Какие риски мы способны стерпеть? Чего нам следует ожидать от государства с точки зрения экологической безопасности, и какие полномочия для этого потребуются?
Это не технические вопросы. Эти вопросы – политические, и в XXI веке они будут играть всё более важную роль.